Книга Три солдата - Джон Дос Пассос

Крисфилд шагал вверх по холму в ногу с товарищем. Позади них одна бомба следовала за другой, а над головами воздух, казалось, кишел разрывающимися шрапнелями и гудящими аэропланами. Коньяк все еще немного бродил у них в крови. Иногда они натыкались друг на друга. На вершине холма они обернулись и посмотрели назад. Крисфилд чувствовал потрясающее волнение, стучавшее в его жилах сильнее коньяка. Он бессознательно обнял руками плечи своего товарища. Казалось, они были единственными живыми существами в этом колеблющемся мире.

Внизу, в долине, ярко пылал дом. Со всех сторон раздавался рев зенитных пушек, а над головой не смолкало ленивое монотонное гудение аэропланов.

Вдруг Крисфилд расхохотался.

– Клянусь Богом, Энди, со мной случается всегда что-нибудь забавное, когда я гуляю с тобой, – сказал он.

Они повернулись и поспешили вниз по другому склону холма к ферме, где была расквартирована их рота.

II

Перед Крисфилдом, насколько хватал глаз, тянулись во всех направлениях серые стволы берез, с ярко-зелеными пятнами мха с одной стороны. Земля была густо покрыта прошлогодними листьями, которые неистово шуршали при каждом шаге. Глаза его следили за другими пятнами темно-оливкового цвета, двигавшимися впереди между стволами деревьев. Над головой, сквозь пятнистый просвет и темную зелень листьев, мелькал время от времени кусок тяжелого серого неба, еще более серого, чем серебристые стволы, скользившие мимо, когда он продвигался вперед. Он напрягал зрение, всматриваясь в каждый просвет, пока у него не зарябило в глазах от бесконечного чередования зеленого и серого. Иногда шорох впереди него прекращался, и темно-зеленые пятна останавливались. Тогда он различал за шумом крови в ушах доносившиеся издали «понг-понг-понг» батареи, и трепет леса, звеневшего точно под градом, когда мимо проносилась тяжелая граната, задевая верхушки деревьев, чтобы разразиться глухим грохотом где-то за милю.

Крисфилд весь вымок от пота, но не чувствовал ни рук, ни ног: вся жизнь его в эту минуту сосредоточивалась в глазах, в ушах и в сознании того, что у него в руках винтовка. Он то и дело прицеливался мысленно в какую-то серую, движущуюся точку и стрелял в нее. Его указательный палец сам собой тянулся к курку.

– Нужно будет как следует прицелиться, – говорил он себе.

Он представлял, как из-за ствола деревьев появляется серый комок; резкий выстрел винтовки – и серый комок валится на прошлогодние листья.

Ветка сорвала с головы Крисфилда шлем; он покатился к его ногам и ударился со слабым металлическим звуком о корни дерева.

Крисфилд замер от охватившего его внезапно ужаса. Сердце его, казалось, перекатывалось в груди с одной стороны на другую. Минуту он простоял неподвижно, точно парализованный, потом нагнулся и поднял шлем. Во рту у него был странный привкус крови.

– Ну и рассчитаюсь же я с ними за это, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы.

Пальцы его все еще дрожали после того, как он поднял шлем. Он снова тщательно надвинул его, укрепив ремешками под подбородком.

Его охватила бешеная ярость.

Темно-оливковые пятна впереди снова двинулись дальше. Он пошел за ними, нетерпеливо поглядывая вправо и влево и моля Бога что-нибудь увидеть. По всем направлениям тянулись серебристые стволы берез с яркими, зелеными пятнами на одной стороне. При каждом шаге красноватые прошлогодние листья громко и неистово шуршали под ногами.

Почти за полем его зрения среди движущихся стволов деревьев он заметил какое-то бревно. Нет, это было не бревно, а куча серо-зеленой материи. Не задумываясь Крисфилд подошел к ней. Серебристые стволы берез окружали его, махая сучковатыми руками. Это был немец, растянувшийся во весь рост на листьях.

Крисфилд почувствовал бешеную радость; кровь злобно застучала в его жилах.

Он видел пуговицы на спине длинной шинели немца и красный околыш его фуражки.

Крисфилд ткнул немца ногой. Сквозь кожу своего сапога он чувствовал под носком его ребра. Он несколько раз лягнул его изо всех сил. Немец тяжело перевернулся. У него не было лица. Крисфилд почувствовал, как ненависть в нем внезапно иссякла. На месте лица была губчатая маска чего-то багрового, желтого, красного, половина которой прилипла к красноватым листьям, когда тело перевернулось. Большие мухи с яркими блестящими тельцами кружились над ним. В загорелой, запачканной длинной руке был револьвер.

Крисфилд почувствовал, что у него холодеет спина; немец застрелился сам.

Он вдруг бросился, тяжело дыша, бежать, чтобы догнать остальную часть отряда разведчиков. Молчаливые березы плясали вокруг него, покачивая над его головой узловатые сучья. Немец застрелился! Вот почему у него не было лица.

Крисфилд присоединился в хвосте к остальным. Капрал поджидал его.

– Заметил ты что-нибудь? – спросил он.

– Ни черта, – пробормотал Крисфилд почти неслышно.

Капрал пошел вперед – к голове отряда. Крисфилд был снова один. Листья неистово громко шуршали под ногами.

III

Глаза Крисфилда были устремлены на верхушки орешников, четко выделявшиеся, точно выгравированные, на ясном бескрасочном небе и опушенные золотой бахромой там, где в них ударяло солнце. Он стоял, застывший и неподвижный, вытянувшись во фронт. Он чувствовал острую боль в левой лодыжке, которая, казалось, распухла настолько, что могла прорвать сапог. Позади себя и рядом он ощущал присутствие других людей. Казалось, будто эта оцепеневшая темно-оливковая линия людей, которая стояла, вытянувшись во фронт, без конца ожидая, чтобы кто-нибудь освободил ее из этого стоячего паралича, тянется вокруг всего мира. Он опустил глаза на примятую траву поля, где был выстроен полк. Где-то позади себя он слышал звяканье шпор на офицерских каблуках. Затем на дороге раздался шум автомобиля, шаги, идущие вдоль линии солдат, и несколько офицеров торопливо прошли мимо деловитой походкой, как будто они всю жизнь не делали ничего другого. Крисфилд различил орлов на обтянутых плечах цвета хаки, потом одиночную звезду и двойную звезду, над которой торчало красное ухо и клок седых волос. Генерал прошел слишком быстро, чтобы он мог разглядеть его лицо. Крисфилд слегка выругался про себя, потому что лодыжка причиняла ему сильную боль. Глаза его снова устремились на бахрому деревьев, выделявшуюся на ясном небе. Так вот что он получил за эти недели, проведенные в окопах; за то, что он столько раз растягивался в грязи на животе; за пули, которые он выпустил в неизвестность – по серым пятнам, двигавшимся в серой грязи. Что-то ползло у него по спине. Он не мог разобрать, вошь это или ему только кажется. Раздалась команда. Автоматически он изменил свое положение. Где-то далеко вдоль длинных темных рядов шагал маленький человечек. Поднялся ветер, шурша хрупкими листьями в ореховой роще. Голос выкрикивал что-то, покрывая шелест леса. Но Крисфилд не мог разобрать, что он говорит. Ветер сильно шумел в деревьях, напоминая Крисфилду шум воды у бортов транспорта, на котором его везли за океан. Золотые искры и оливковые тени плясали в зубчатых гроздьях листьев, которые двигались из стороны в сторону, точно сметая что-то с ясного неба. Крисфилду пришла в голову мысль: а что, если бы листья начали вдруг описывать все большие и большие круги, пока не достигли бы земли и не принялись бы мести, мести, покуда не вымели бы все это – и боль, и вшей, и форму, и офицеров с кленовыми листьями, с орлами, ординарными звездами, или двойными звездами, или тройными звездами на плечах. Он вдруг увидел себя лежащим на копне сена под горячим солнцем Индианы, в своей прежней удобной одежде, с открытой грудью, которую ветер ласкал, словно девушка, игриво дуя на нее. «Странно, что мне вспомнилось это», – сказал про себя. До знакомства с Энди ему никогда не пришло бы в голову что-либо подобное. Что это нашло на него вдруг?