Книга Мир чудес - Робертсон Дэвис

Льсти всем подряд. Скажешь, это нечестно? Да большинство людей просто изголодались по доброму слову. Всех остерегай от чего-нибудь — обычно от того, о чем они тебе сами проболтались по простоте душевной или чрезмерному дружелюбию. Остерегай от врагов — враги у всех есть. Говори, что скоро все переменится к лучшему, потому что все и в самом деле переменится. Разговор с тобой и послужит переменой к лучшему, так как они смогли облегчить душу.

Но на это не каждый способен. Ты должен уметь разговорить человека. А это большое искусство. Вот возьми хоть Виллара. Он себя называет гипнотизером, а что он делает? Поднимает полдюжины Простофиль и говорит, что сейчас будет их гипнотизировать. Потом выпучивает глаза и начинает делать пассы руками, и вот они уже загипнотизированы. Но настоящий гипноз — это что-то совсем другое. Частично это доброта, а частично — умение внушить им, что с тобой они в абсолютной безопасности, что ты — их друг, хотя минуту назад они тебя и не знали. Баюкай их, как баюкают ребенка. А это дело тонкое. Здесь нельзя переиграть. Нельзя просто сказать: со мной вы в безопасности или что-нибудь в этом роде. Ты должен убедить их почти без слов, а они — поверить тебе. Конечно, ты должен пристально смотреть им в глаза, но не подавлять взглядом, как это делают гипнотизеры-эстрадники. Ты должен смотреть на них так, будто в эту минуту у тебя на уме нет ничего другого и даже подумать о другом тебе невозможно. Ты должен смотреть так, будто в жизни не видел никого симпатичнее. Только не дави, не пережимай. Открой перед ними душу, иначе они не раскроются перед тобой».

Конечно, я хотел, чтобы миссис Константинеску открыла мне мою судьбу, но это было против балаганного этикета. Нам и в голову не приходило демонстрировать свою неприязнь к Толстухе или попросить Сонненфелса поднять что-нибудь тяжелое. Но Зингара, конечно, знала, что у меня на уме, и поддразнивала: «Хочешь узнать будущее? Так почему меня не спросишь? Ты прав, не стоит верить цыганкам из балагана. Все они мошенницы. Что им известно о современном мире? Они принадлежат прошлому. Им нет места в Северной Америке». Но как-то раз, когда вид у меня, наверно, был грустноватый, кое-что она мне все-таки сказала.

«Предсказать твою судьбу, парень, проще простого. Ты далеко пойдешь. Откуда мне известно? Да жизнь тебя знай в яму толкает, а ты все наверх карабкаешься. Высоко поднимешься, и люди будут к тебе относиться, словно ты король. Откуда мне известно? Да ведь ты теперь что грязь под ногами, а тебе это как нож острый. Почему я решила, что тебе хватит духа покорить мир? Да потому что, будь ты слабак, ты бы уже давно не выдержал. Ты плохо ешь, у тебя голова в коросте, да и вшивел ты, наверно, не раз. Если это тебя не убило, то ничто не убьет».

Кроме миссис Константинеску, никто не разговаривал со мной о том, чем я продолжал оставаться при Вилларе. Толстуха время от времени бормотала что-то о «мерзостях», а Сонни, бывало, сильно злился на меня, но никто никогда не говорил мне об этом напрямую и откровенно. А вот Зингара говорила. «Ты его жопа, да? Эх, плохи дела. Но бывает и хуже. Я знала мужиков, которые больше всего любили коз. Это чтобы ты понимал, с чем приходится мириться женщинам. А уж каких только историй я не наслышалась. Если он тебя называет „бляденок“, ты подумай, что это значит. Я знала немало блудниц, которым это помогло неплохо устроиться. Но если тебе это не нравится, то сделай что-нибудь. Пойди постригись. Вымойся. Прекрати вытирать сопли рукавом. У тебя нет денег — вот тебе пять долларов. Начни-ка с хорошей турецкой бани. Займись собой. Если уж тебе нравится быть бляденком, то будь чистым бляденком. А если не хочешь быть бляденком, то прекрати выглядеть, как грязная жопа».

В те времена — а это было начало двадцатых — популярной кинозвездой был Джеки Куган.[80]Он играл обаятельных беспризорников, а нередко — вместе с Чарли Чаплином. Но я-то был настоящим беспризорником и, случалось, посмотрев какой-нибудь фильм с Куганом в театре, где выступали мы с Вилларом, испытывал унижение, понимая, что между мной и Куганом — пропасть.

Я начал мыться тщательнее и постригся — стрижка была ужасной: парикмахер считал, что все должны походить на Рудольфа Валентино.[81]У этого же парикмахера я купил немного бриолина для волос, и весь «Мир чудес» смеялся надо мной. Но миссис Константинеску меня приободряла. Позднее, во время моих с Вилларом театральных гастролей, мы три дня провели в городке, где была турецкая баня, и я потратил на нее полтора доллара. Массажист, проработав со мной полчаса, сказал: «Знаешь, я в жизни не видел никого грязнее. Ты посмотри, с тебя все еще короста сходит! Посмотри-ка на эти полотенца! Ты чем себе на жизнь зарабатываешь, парень? Дымоходы чистишь?» У меня появился вкус к турецким баням, и я регулярно воровал на них деньги у Виллара. Он наверняка знал об этом, но, видимо, считал, пусть уж лучше я буду воровать, чем просить у него. А вообще-то он стал довольно небрежно относиться к деньгам.

Я набрался смелости и за несколько недель украл столько, что мне хватило на покупку костюма. Господь свидетель, костюм был ужасен, но поскольку до этого я носил обноски с Вилларового плеча, которые просто подрезал по росту, то для меня он стал настоящим королевским одеянием. Виллар удивленно поднял брови, увидев мою обновку, но ничего не сказал. Он переставал быть хозяином положения и терял власть надо мной, но, как и многие люди, оказавшиеся в подобной ситуации, считал, что просто с годами становится мудрее. А когда летом меня увидела миссис Константинеску, она осталась довольна.

«Ты молодец, — сказала она. — Тебе нужно приготовиться к переменам. Этот балаган катится под откос. Гас уже не та. Чарли стал большой мальчик — совсем от рук отбился. На представления приходит пьяный, а она ему и слова не скажет. Впереди трудные времена. Откуда мне это известно? А что еще может быть впереди у такого жалкого балагана? Трудные времена. А ты держи ухо востро. Кто-то плачет, а кому-то удача. Смотри не проспи».

Не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, будто миссис Константинеску всегда была у меня под боком, изрекая свои цыганские пророчества. Я мало что понимал из того, что она говорила, а если и понимал, то всерьез к этому не относился. Ну, например, к совету смотреть на человека так, будто тебя в жизни ничего больше не интересует. Когда я попытался это сделать, то, наверно, выглядел глупее некуда, а Счастливая Ганна как-то учинила в нашем вагоне настоящий скандал, утверждая, что я пытаюсь научиться дурному глазу и она знает, кто меня учит. Миссис Константинеску стояла в ее списке мерзостей на одном из первых мест. Ганна убеждала меня полистать Второзаконие, дабы узнать, что случается с людьми, у которых дурной глаз; уж язвы то мне обеспечены — язвы потомству моему, язвы великие и постоянные и болезни злые и постоянные.[82]Она пророчила мне все это, если я не прекращу пялиться на людей, которые облечены во всеоружие Божие,[83]чтобы противостоять козням дьявольским. Как и любой молодой человек, я поражался очевидному умению людей постарше видеть меня насквозь. Подозреваю, меня можно было читать как открытую книгу, а ожесточенная желчность наделяла Счастливую Ганну удивительной прозорливостью. И в самом деле, в то время я был склонен считать, что миссис Константинеску чокнутая, правда, интересная чокнутая и любитель поговорить. Лишь годы спустя я понял, сколько здравого смысла было в ее словах.