Книга Крещенные кровью - Александр Чиченков

— Вот пусть с краю и остается, а мне избу Калачева укажи! — потребовал гэпэушник, сурово глядя на старика. — Избу укажи, а за мной ходить не смей. Сам покумекай, что я с тобой сделаю, ежели вдруг увяжешься или про меня напарнику вякнешь. Чтоб ни одна душа в селе не знала о нашем разговоре!

Внимательно выслушав пояснения, гэпэушник взобрался в седло. Подхлестнув легонько коня нагайкой, он заставил его бежать рысью. Улица, на которую указал сторож, была рядом, и мужчина быстро нашел интересующий его дом.

— Хозяин! — крикнул он и громко постучал в дверь.

Не услышав отклика, осторожно толкнул створку. Дверь оказалась незапертой. Тогда мужчина вошел в избу и, переступив порог, остановился.

— Хозяева?! — снова крикнул он, пытаясь увидеть хоть кого-нибудь сквозь мрак, царящий в комнате.

Откуда-то из дальнего угла послышался сухой надрывный кашель, затем скрипнули пружины кровати. Зажглась спичка, и кто-то, кряхтя и охая, поднес огонек к фитильку керосиновой лампы.

Пока хозяин настраивал в лампе фитиль, гэпэушник успел осмотреть его убогое жилище. «Ничего примечательного, — подумал он с усмешкой. — Даже глаз остановить не на чем…» У стен пара скамеек, стол у окна и пара табуреток. Посреди избы печь, а что за ней?

Хозяин подошел к столу, поставил на него лампу и лишь после этого указал гостю на табурет. Тот сбросил на пол полушубок и сел.

— Чего пожаловал? — спросил хозяин равнодушно, усаживаясь напротив. — И пурга людей не держит, надо ведь…

— Нужда заставила, Аверьян, — начал гость вкрадчиво, сквозь полумрак пытаясь разглядеть лицо Калачева. — А время не пощадило тебя, верно говорю?

— Гляжу, не нашенский ты, не деревенский, — заметил хозяин, проведя рукой по морщинистому лицу. — А вот голос твой мне будто бы знаком.

— Что ж, я помогу тебе вспомнить, — усмехнулся приезжий и осветил свое лицо чадящей лампой. — Ну так что, узнаешь?

Старик внимательно смотрел на него, и было видно, что силится вспомнить.

— Из ГПУ ты, я вижу, — сказал наконец Аверьян, перестав морщить лоб и напрягать память. — Сын прислал или за мной приехал?

— Да нет, я приехал просто навестить тебя, а не за тобой, — поспешил заверить его гость. — Захотелось увидеться после долгих лет разлуки, а ты даже не узнаешь, кто я есть такой.

— Ну, узнал бы, так что с того? — вздохнул старик. — Радости ты мне все одно не доставишь. Стар я уже, и все теперь в тягость. Вроде жил как и не жил. Ни счастья, ни радости. Так ты-то чего ко мне заявился? Забрать — так забирай. Нет — так нет…

— Ты не на форму, а на меня гляди лучше, Аверьян, — повысил голос гость. — Когда-то мы с тобой… Моложе я был, малец совсем. Тогда мы с тобой в лавке торговали. Я у тебя помощником был, ну, вспоминай давай.

Аверьян поднял на мужчину глаза, и тот заметил, как они оживились. В зрачках появился блеск, лицо утратило былое безразличие. Старик сложил перед собой на столе руки, сцепил пальцы и, набрав полную грудь воздуха, едва не закашлявшись, резко выдохнул:

— Так и есть, Васька ты Носов, кажется. Егора Мехельсона племяшка!

— В самую точку попал, варнак старый, — самодовольно улыбнулся гость. — Да, я тебя понимаю. Трудно теперь меня узнать, сколько времени минуло…

Удивление Аверьяна прошло быстро, и на смену ему тут же пришли настороженность и подозрительность. Он сжал ладони в кулаки.

— Одно непонятно мне, Васька, почто ты в форме ко мне заявился? — спросил старик, сдвигая к переносице седые брови. — И с каких это пор скопцов стали в ГПУ на работу брать? А может, чудо сотворилось и у тебя новые муди отросли?

Вместо ответа Васька рассмеялся:

— А может, это у тебя они отросли и ты не дурень, а мудак старый?

— Да-а-а, про эдакие чудеса слыхивать не приходилось, — старик остался тверд. — Да по возрасту моему оне теперя мне и не к чему. Так чего тебя ко мне привело? Помнится, мы с тобой в родстве не состояли и дружбу не водили?

— Эх, что было, то прошло, — вздохнул мечтательно Носов. — Все быльем поросло. Был у нас корабль, и кормчий был. Да вот только кормчего ты погубил, и кораблик наш ко дну пошел не без твоей помощи. Не мог он без кормчего существовать, так ведь, Аверьян?

— Я так понимаю, что ты спрос с меня чинить за кормчего пожаловал? — усмехнулся старик. — Что ж, я и смерть готов принять, ежели хочешь. Только вот в кончине Ивашки Сафронова греха на мне нет.

— Есть ли, нет ли, какая теперь разница, — махнул, ухмыляясь, рукой Васька. — Подох Ивашка, и черт с ним! Вот только… — он мгновенно сделался серьезным, — только золота много после него осталось, так ведь? Не мог он с собою забрать его…

Аверьян слушал гостя и тихо барабанил по столу пальцем. Он был в смятении, но старался, чтобы Васька не заметил этого.

— Чего умолк, Аверьян? — спросил Носов. — Только не сбрехни мне, что про золото то ничего не знаешь. Я слышал, как тебе Анька, умирая, исповедовалась. Вот тогда я и узнал, что Ивашка Сафронов отцом ей приходился. А еще узнал, что кормчий наш долбаный оскопленным никогда и не был. Он только людей калечил, чтоб власть над ними возыметь. Тогда и мы с тобой под раздачу попали и без мудей остались.

— Что ж, было дело, не убереглися, — кивнул Аверьян.

Он замолчал и закрыл лицо ладонями. Васька некоторое время с надеждой смотрел на старика, но когда понял, что тот больше ничего не скажет, вскипел и, вскочив с табурета, принялся расхаживать по избе.

— Анька, помирая, тебе еще про какую-то Библию говорила, — выкрикивал он на ходу. — Я хорошо все слышал и запомнил, мать твою. Когда ты ей книжку подал, она из нее фотографию вынула. А на снимке том Анька была еще девчушкой сфотографирована, вспоминаешь?

Аверьян поднял глаза на остановившегося напротив Носова:

— Хорошо, пусть будет так, как ты говоришь. Но ведь нет той фотографии. Я же ее в огонь бросил!

— Бросил, да не добросил! — истерично рассмеялся Васька. — Карточку ту ветром из огня вынесло и прямо мне под ноги! Это судьба, так ведь?!

Прежде чем ответить, Аверьян в задумчивости поскреб подбородок:

— Ну так радуйся, что счастье тебе привалило. Я от него отказался, бросив карточку в огонь, а она к тебе прилетела…

— Вот и я говорю, что судьба это! — воскликнул возбужденно Носов. — Только подпортил ее огонь малость. Лишь Анька на снимке осталась, а вокруг… Все, что вокруг нее на снимке было, все обгорело. Ни яблони, ни дома…

— Выходит, ты в дураках остался, — впервые за время беседы улыбнулся Аверьян. — Судьба вовсе не одарила тебя, а, посмеявшись, обманула твои надежды!

Глаза Васьки сузились, и он от досады скрипнул зубами.

— Это еще бабка надвое сказала, — прошипел он зло и угрожающе. — Ты плохо меня знаешь, старик! Я прошел такую жизненную школу, что тебе и не снилось!