Книга Безногий ас - Пол Брикхилл

Бадер на это очень обиделся и после жаркого спора добился того, что его имя было изъято из списка.

Вернувшись в Ленсбери-Клаб, он тотчас схватился за телефон, а также написал Стефенсону и другому знакомому в министерстве авиации — Хатчинсону. Бадер пытался убедить их заняться его вопросом. Однако шли недели, а дело не двигалось. Он постепенно терял терпение и становился все более резким. Наконец, в начале октября пришла телеграмма: «Просим во вторник прибыть в министерство авиации, Адастрал-Хаус, Кингсвей, для решения вашего вопроса. Захватите телеграмму с собой».

Во вторник он помчался туда. В указанной ему комнате Бадер обнаружил дюжину ожидавших, но все они выглядели несколько пожилыми для того, чтобы летать. Наконец капрал вызвал его, и Бадер вошел в кабинет, где увидел, немало удивившись, еще одно знакомое лицо — вице-маршала авиации Халахана, бывшего коменданта Кранвелла. Халахан поднялся из-за стола и пожал ему руку.

«Рад видеть тебя, Дуглас. Какую службу ты предпочитаешь?»

У него перехватило дыхание.

«Разумеется, строевую, сэр».

То есть полеты.

Теперь удивился Халахан:

«О! Мне очень жаль, но я ведаю только наземным персоналом».

Радость Бадера немного поугасла.

«Но я хочу летать. Меня совершенно не интересует служба на земле».

Халахан внимательно посмотрел на него, помолчал, что-то прикидывая, а потом взял лист бумаги и начал писать. Закончил, сложил листок, запечатал в конверт и протянул Бадеру.

«Передай это медикам. Удачи», — коротко сказал он.

Бадер снова подал ему руку и вышел. Он сгорал от желания узнать, что там в конверте, и в нем зародилась робкая надежда. В самых смятенных чувствах он пересек Кингсвей и на лифте поднялся в печально знакомый медицинский отдел. Часовые были все так же бдительны. Они охраняли святилище, и видели множество людей, которые после катастрофы желали снова получить категорию А.1В — «годен без ограничений». Уоррент-офицер узнал его.

«Хэлло, сэр. Долгонько вас не было. Что на этот раз?»

«То же самое. Я думаю, теперь они примут меня», — ответил Бадер.

«Однако не А.1В. Никогда».

«Хорошо, посмотрим. Передайте это подполковнику», — Бадер протянул письмо Халахана.

Спустя некоторое время уоррент-офицер вернулся и протянул ему папку.

«Проходите, сэр. Вас осмотрят как можно быстрее».

Бадер навсегда запомнил то, что произошло далее.

«На сей раз я не увидел знакомых врачей, но все прошло гладко, исключая парня с резиновым молоточком, который проверял рефлексы, стукая по колену, чтобы увидеть, как быстро дернется ваша нога. Я был раздет до пояса. Он попросил: „Закатайте штаны и положите ногу на ногу. Я ответил: «Не могу“. Пришлось объяснить, в чем дело, и мы оба расхохотались. Он внимательно осмотрел меня, не скрывая профессионального интереса. Рефлексы он проверил, стуча по внутреннему сгибу локтя. Все было в порядке.

Я посетил по очереди все кабинеты: глаза, уши, нос, горло, кровяное давление, сердце — нигде ни тени сомнения. Я спросил последнего врача: «Я пригоден к полетам?» Он уставился на меня и рассмеялся, словно услышал отличную шутку. Наконец листок осмотра был заполнен, и подполковник прислал за мной. Начальник медицинской службы тоже сменился. Этот был немного лысоватым, с приятным лицом. Я сел. Он слишком внимательно просмотрел мои бумаги, словно не читал их, а пытался что-то решить. Затем взглянул на меня и сказал: «За исключением ног все в полном порядке». Потом толкнул по столу листок бумаги и спросил: «Вы это видели?» Это было письмо Халахана. Я ответил: «Нет, сэр». Я взял листок. Насколько я помню, там было написано:

«Я знаю этого офицера с той поры, когда он был моим курсантом в Кранвелле. Это тот человек, который нам нужен. Если он пригоден, исключая ноги, я предлагаю вам дать ему категорию А. 1В и направить в Центральную летную школу, чтобы проверить его качества пилота».

Я прочитал записку, не говоря ни слова. Потом посмотрел на подполковника. Я испытывал страшную тревогу, так как понимал — сейчас решается все. Я ждал, затаив дыхание. В памяти всплыл 1932 год — точно такая же сцена, но другой человек за этим столом. Он говорит, что инструкции не позволяют ему допустить меня к полетам. Молчание затянулось. Я не могу сказать — секунда прошла или минута. Я чувствовал, что врач хочет отвернуться, но не собирался позволить ему это сделать. Я смотрел ему прямо в глаза, пытаясь внушить, как следует поступить. Он сказал: «Я согласен с вице-маршалом Халаханом. Мы дадим вам А. 1В и направим к летунам. Я рекомендую им проверить вас в летной школе».

Бадер даже не мог выразить переполнившую его радость. Он ощутил неслыханный внутренний подъем. Примерно так же чувствует себя мужчина, когда четвертый стакан виски разливается внутри жидким огнем. Но на лице не дрогнул ни один мускул. Он лишь глубоко вздохнул и вежливо произнес:

«Большое спасибо, сэр».

Выйдя из кабинета, Бадер понял, что потерянные годы улетели прочь, он снова вернулся к жизни, прервавшейся в тот момент, когда разбился самолет. Он снова вошел в узкий круг избранных.

В таком приподнятом настроении он вернулся в Пантилес. Тот факт, что началась война, никак не повлиял на его ощущения. Личные чувства были настолько глубоки, что никакие внешние факторы не могли повлиять на них. Когда он вошел, семья слушала граммофон. На столе еще стояли чайные чашки. Тельма выключила музыку и сказала:

«Хэлло, что ты здесь делаешь? Потерял свою работу?»

«Нет. Я вернулся на старую».

Теперь настал ее черед подавить внезапно вспыхнувшие чувства. Однако такой уж была его жена: чем острее были переживания, тем меньше они были заметны. Поэтому она лишь произнесла:

«Я полагаю, ты сейчас совершенно счастлив».

Он вернулся в Ленсбери-Клаб, и в течение нескольких дней Королевские ВВС не напоминали о себе. Бадер едва не умер от нетерпения. Разумеется, он не жаждал немедленно броситься в бой, потому что бои шли где-то далеко, в Польше. Однако он хотел побыстрее вернуться в ряды КВВС и очутиться в самолете, чтобы снова почувствовать то, чем жил. Он начал названивать Стефенсону и Хатчинсону, досаждая им просьбами надавить, где следует. Вся скрытая энергия, которая копилась внутри долгие годы, вырвалась наружу. 14 октября пришла телеграмма из Центральной летной школы, расположенной в Апэйвоне: «Предлагаем прибыть для испытаний 18 октября». Не следующее утро Бадер двинулся в путь.

Прошло более 7 лет со дня его последнего полета. Он явно заржавел. И ему постоянно отравляли сознание дурные предчувствия. А вдруг он не пройдет испытания? Он пытался прогнать прочь эти мысли, однако они возвращались.

Довольно странно было появиться в помещении штаба в сером фланелевом костюме и спортивных крагах, когда вокруг все были в военных мундирах. Бадер чувствовал себя крайне неловко, пока не натолкнулся на Джо Кокса. А потом он встретил Руперта Ли, которого помнил еще зеленым курсантиком в Кранвелле.