Книга Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ - Михаил Толкач

– Слухи имеют место. Не доверяют, мол, нам. Дескать, фронт первой посылает в атаку Двести четвертую. Так, товарищ комиссар?

Политрук роты Копач встал по стойке «смирно».

Мачихин возмутился в душе: приказание штаба Северо-Западного фронта никто, кроме комбрига и начштаба, не должен знать! Опыт же армейской службы остановил Александра Ильича: солдатский телеграф!..

– День-другой – и пойдем вперед. Готовьте бойцов и командиров к переходу. – Военком бригады со всей решительностью добавил: – Слухи же пресекать! И побольше душевности, орлы мои боевые.

* * *

А Гринева все не было. Ни самого. Ни его бригады.

Разведчики выбивались из сил в поисках 204-й. Приносили нерадующие вести: бой идет на Поломети!

Все больше нервничал комбриг Н.Е. Тарасов. Мотался по батальонным стоянкам военком А.И. Мачихин. Политработники во главе с начальником политотдела Ф.П. Дранищевым, как могли, поддерживали боевой дух десантников. Начполит откомандировал в батальоны и отдельные роты своих помощников А.И. Сергеева, А.П. Александрова, Т.В. Козлова, Н.П. Сиделкина, С.И. Козлова…

Но ни командиры, ни комиссары, ни политработники МВДБ-1 не знали, что последует теперь из штаба фронта. И трезво надеялись: должны же там наконец сообразовать действия с фактическим положением!..

Комиссар 4-го отдельного парашютно-десантного батальона Михаил Куклин делал, наверное, десятки километров в сутки. Сновал на лыжах от взвода к взводу, из роты в роту. Его видели в те дни во всех отделениях. Он, как командир и комиссар в одном лице, напутствовал бойцов перед каждой вылазкой.

Куклин, беседуя с политработниками, делился впечатлениями от встреч с лыжниками. Не самое важное было у них на языке. Самое важное было в их молчании. О чем они думают?.. Комиссар только догадывался. Внимательно выслушивал комсорга батальона Ивана Новикова, энергичного парня с веснушчатыми щеками. Парашютисты спали в снегу под плащ-накидками. Пили отвар из березовых почек. Грелись у костерков, отгородившись от опасного неба брезентом или шелком парашютов. Какие уж тут речи, какое многословие – надо беречь силы для боя.

Ему хотелось слушать пересвист дроздов, клики иволги в лесу, читать стихи и спорить о постановке «Дней Турбиных», на которую он, секретарь райкома ВЛКСМ, из Куйбышева специально ездил перед войной в Москву. Он испытывал потребность быть обычным человеком. Однажды в минуту откровенности, лежа в шалаше, он говорил комсоргу батальона: «В Самаре есть у меня друг, твой тезка, Ваня Булкин. Он – поэт от рождения! Чувствует движение души:

То ли ветер поет над крышей,

То ли сон, то ли это явь —

Будто голос ласковый слышу

И тебя будто вижу я…

Воюет теперь Ваня. Может, с нами рядом? Может, где-либо под Москвой!..

…Ты забудешь, забуду и я…

То ли ветер поет над крышей,

То ли сон, то ли это явь?..»

Не пересвист дроздов. Не клики иволги. Не звуки стихов друга. Иной удел сегодня у военного комиссара Михаила Куклина. Свист пуль. Грохот взрывов. Крики раненых. Ощущение горечи во рту от пережеванных почек березы… Личным желаниям не было места. Шла жизнь солдата, подчиненная державному долгу. Шла полоса Времени, когда человек должен отдаваться Отечеству полностью, без оговорок и уверток, если он человек.

И Михаил Куклин, вожак самарского комсомола, подчинял себя в тылу врага этому велению Времени, отрешась от всего желанного, личного. Выполнить задание фронта! Он внушал это себе, парашютистам батальона. Нужно вытерпеть все, но из тыла немцев выйти с победой. И лыжники понимали его. Ибо его мысли были созвучны настрою их сердец. Они шли в тыл 16-й немецко-фашистской армии, чтобы победить или умереть. А в молчании их было одно: «Только бы не попасть в плен!»

Комиссар бригады, как и все политработники и командиры, объезжая на лыжах роты и взводы, видел изможденных недельным голодом десантников. Черные, помороженные лица. У многих – бороды первородные. Горько было ему, что молодым ребятам выпала такая участь. И он все внимание тыловых служб приковал к добыванию продуктов, обмундирования, запаса лыж, оружия, боеприпасов. От штаба фронта требовал по радио газет и листовок со сводками Совинформбюро.

Десантник в тылу врага – особый боец. В солдатском ранце у него кухня и продсклад. На себе – спальня и арсенал. Крыша для него – небо. Постель – земля. Он сам разведчик и атакующий. Является, как тень, чтобы сразить врага и тотчас скрыться. Действует он почти без сна и отдыха. Тревоги у него без отбоя. Он сама отвага и беззаветность.

С такими словами ходили комиссар А.И. Мачихин и начальник политотдела Ф.П. Дранищев среди парашютистов. А те в будничных хлопотах глушили свою тревогу. Проверяли лыжные крепления. Сыромятные ремни днем раскисали, растягивались, рвались. Остаться без лыж в глубоком снегу – гибель. Латали дыры в маскхалатах – не быть в черных одеждах на белом просторе. Осматривали гранаты и запалы к ним, протирали патроны, набивая обоймы. И редко-редко роняли слова.

Чувство неудовлетворения терзало десантников. Почему не бьемся с фашистами главными силами? Почему мотаемся вокруг болота, словно приговоренные на бездвижение? Почему немцы столь быстро узнают стоянки батальонов?.. Вопросы… Вопросы… Вопросы… Они заедали лыжников. Многие косились с подозрением на командира бригады Н.Е. Тарасова. Недоверчиво слушали и политработников.

А война с извивами, неожиданностями, случайностями подливала масла в огонь. Вот как описывает ситуацию тех дней бывший радист МВДБ-1, проживающий в городе Кирово-Чепецке, Василий Михайлович Исупов.

«Корректировщики фашистов безошибочно находили нас. Лес большой, но немец по пустому месту не стрелял, а точно по батальонам… Если же наши бросали с самолетов продукты, то попадали они опять же к немцам. Неужели все случайно?.. Немецкие транспортные самолеты чуть не задевали крыльями макушки деревьев. Стрелять по ним нам не разрешали. Выходило так: вы нас бейте, а мы вас не тронем. Кое-кто попробовал пальнуть, так едва сам уцелел от кары. Все запреты исходили от командования бригады. Бойцы видели: что-то не так. Всякое шло на ум».

Итак, страшное слово «измена» еще не было произнесено, но уже витало в воздухе.

Наука войны говорит: если солдат не знает истинной причины неудачи или промедления (это весьма редко известно рядовому!), он ее придумывает. И можно подивиться твердости и зрелости командиров, комиссаров, политработников бывшей 1-й маневренной воздушно-десантной бригады, сумевших провести бойцов по фашистским тылам с непоколебленным убеждением в правоте своего дела, без особых срывов.

Обладай комбриг 204-й Г.З. Гринев элементарным тактом, он должен был срочно прибыть в МВДБ-1. Он потерял все средства связи со штабом фронта. От Тарасова должен был радировать в Валдай: «Не смог пробиться! Со мною в тылу немцев лишь один батальон, а 1700 человек из бригады – за чертой фронта, у своих, застряли за рекой Полометью. Вместе с начальником политотдела главные силы не вышли в рейд». Такой радиограммы Гринев не послал, непонятно, на что надеясь, и это имело тяжкие последствия.