Книга Бред Тьюринга - Эдмундо Пас Сольдан

Два истребителя пересекают небо, оставляя за собой след, так напоминающий вату. Кардона отвлекается от своих раздумий. Будет ли дождь? Очень возможно. Метрах в семидесяти от заграждения можно разглядеть манифестантов с озлобленными лицами: они швыряют банки и бутылки; из ящиков и газет разожгли огромный, на ширину всей улицы, костер. "Для нации пришло время Коалиции!" "Пора кончать, пора кончать и глобалистов не пускать!" Он немного приближается к заграждению, и тут же камень ударяет его в правый глаз. Он роняет кейс и закрывает руками лицо. Одного из сопровождающих его полицейских тоже настиг камень, и он падает на землю; на его левом виске – кровь. Манифестанты, сдерживаемые отрядом полицейских, пытаются перелезть через ограждение. Кардона слышит выстрелы и сухие хлопки – начали применять слезоточивый газ. Крики, скрежет металла о металл. "Долой военных!" На руках Кардоны – кровь, над бровью – порез. Он едва может открыть глаз, от острой пульсирующей боли у него кружится голова. Не надо ли обратиться к врачу? Он поднимает свой чемоданчик. Он должен идти дальше. На ощупь он добирается до угла, поворачивает налево и бежит по улице, которая кажется бесконечной, ощущая жжение в глазах и удушливый запах в воздухе. Он слышит звук падающего тела и крик: "Газы!" Швейцар оказался прав. Кардона старается продвигаться вперед с полузакрытыми глазами, чувствуя непонятное возбуждение; должно быть, нечто похожее ощущала Мирта, когда участвовала в столкновениях с полицией во время манифестаций. Тогда его мало волновали подобные вещи. Он желал лишь скорейшего открытия университета, чтобы можно было возобновить учебу. Если бы университет не открыли, ему пришлось бы продолжать образование в Бразилии или в Мексике. Ему хотелось сделать карьеру; на то, что происходит вокруг, он не обращал особого внимания. Однажды он сказал об этом Мирте, которая в ожидании чая заглянула к нему в комнату. Его готовила в кухне сестра Кардоны. Мирта спросила, что он думает о сложившейся политической ситуации, и сказала, что удивляется его эгоизму и непониманию того, что происходит в стране. Ей было за него стыдно.

– Я понимаю, что происходит, но я не глупец, не герой и не безрассудный храбрец.

– Дело не в этом. Нужно просто иметь чувство собственного достоинства. – И она вышла из комнаты. В тот день он видел ее последний раз в жизни.

Пройдя еще метров четыреста, он останавливается. Он у здания, которое когда-то занимал Центральный телеграф: дорические колонны, обнаженные кариатиды поддерживают свод. Все еще слышны выстрелы. Откуда ни возьмись появляются телевизионщики со своими камерами; журналистка сует микрофон ему под нос; Кардона решительно продолжает свой путь. "Постойте… Вы не…" К счастью, вокруг множество людей, жаждущих дать интервью. Ему же вовсе не хочется светиться перед объективами камер. Сейчас как раз подходящий момент для того, чтобы от всех отделаться. Когда-то он тоже желал быть в центре событий, с удовольствием говорил в микрофоны, фотографировался рядом с Монтенегро… "Будем обнародовать новый гражданский кодекс…" Его кабинет, помимо деловых бумаг, был завален письменными просьбами о встрече и всевозможными приглашениями. По выходным они собирались в загородной резиденции кого-нибудь из высокопоставленных чиновников и рассевшись у бассейна с бокалами в руках, обсуждали что-нибудь. К примеру, супругу Монтенегро; ходили слухи что она каким-то образом связана с коррумпированными таможенными структурами. Там бывал и приемный сын Монтенегро, бывший мэр, с большой бородой и приветливой улыбкой. Не расстающийся со стаканом виски… Он подходил спросить, не жарко ли Кардоне, предлагал снять плащ. Один момент, мой дорогой. На его столе лежат документы, неопровержимо доказывающие получение этим приемным сыном огромных взяток. Их обнародование будет большой удачей для оппозиции. Монтенегро приказывает разделаться с приемным сыном – у того же самого бассейна. "Конечно, мой генерал… Разумеется, мой генерал…" Фотографии, на которых запечатлена покупка самолета известной авиакомпании для службы президента Республики: три миллиона долларов, подпись Монтенегро подтверждает покупку. Независимое расследование установило, что такой самолет не мог стоить более одного миллиона четырехсот тысяч долларов. А где же остальные деньги? Как спросить генерала об этом? Как играть в игру, которая тебе не по зубам? Хозяйка дома, в немыслимо кокетливой белой шляпе на почти лысой голове, приглашает поднять бокалы в честь дня рождения жены Монтенегро: "Happy birthday to you, happy birthday to you"; угрюмый взгляд Монтенегро, шепот за спиной: "Забудьте об этом самолете, судья, – что было, то было". – "Не сомневайтесь во мне, мой генерал. Мне лишь нужны подходящие ответы, ведь журналисты начнут задавать вопросы. Да и оппозиция…" Солнце, сверкающее на поверхности бассейна… Ответы на все вопросы, кроме моих. Приемный сын хлопает его по плечу. Если ответов нет, лучше уйти. Лучше поздно, чем никогда. Уйти, скрыться от камер, от власти, от этих постыдных дел… "Не хотите ли искупаться, судья?" – "Уже немного поздно, мой генерал". – "Запомните: поздно не бывает никогда". Резь в глазах. Кардона еще и еще раз открывает и закрывает их. Острая боль над правым глазом. И хотя он еще чувствует небольшую тяжесть в ногах, действие УБП уже прошло. Может быть, то, что происходит на улице, заставило его выйти из спячки. Уже недалеко до здания, где они держат Альберта. Этот дом уже в поле его зрения, хотя и прячется за соседними зданиями. Шум голосов на улице. Дом, где лежит человек, в чьих руках одно время находилась нить национальной истории… Нужно оставить прошлое позади и смотреть прямо вперед. Твердым шагом судья направляется к дому. Рут ищет конкретные факты, доказывающие вину Альберта и ее супруга, обличающие их виновность во многих смертях, в том числе и в смерти Мирты. Но Кардоне, услышавшему из ее уст подтверждение своих подозрений, доказательства уже не нужны. Единственное, в чем он нуждался, – это подтверждение. И теперь он крепко держит в руках предмет из белого тяжелого металла, находившийся у него в чемоданчике. Или этот предмет крепко держит его?

Глава 7

Кандинскому нравится гулять в центре города, известном как Энклаве. Это разношерстная толпа уличных продавцов-нелегалов, запах сандвичей, продающихся здесь на каждом углу, фасады старинных зданий; на скамейках пенсионеры и ветераны читают свои газеты; неподалеку расположен небольшой собор, на ступенях которого постоянное пристанище нищих. Несколько лет назад во время очередного скачка экономики, какие иногда случаются в Рио-Фугитиво, Городской Комитет был весьма обеспокоен появлением в городе слишком большого количества новых зданий. Эти дома, безусловно, украшали городской пейзаж и придавали ему современный вид. Но терялось историческое лицо старого города, любимых мест отдыха горожан. Разрушались колониальные церкви и постройки XIX века, пропадал скромный колорит, который свидетельствовал о смене веков и поколений, будто напоминая, что все в мире преходяще. А можно ли было сохранить традиции при всеобщей модернизации? Гражданский комитет мобилизовал все силы для того, чтобы не допустить застройки старинных кварталов. И это удалось. Но битва продолжается: новый город осаждает старый, наступает на него со всех флангов и, кажется, лишь ждет удобного случая, чтобы одержать окончательную победу. Энклаве – яркий пример того, что одной старины недостаточно для того, чтобы свидетельствовать о величии. К примеру, здания, построенные в конце XIX века (Центральный телеграф, Главный вокзал, Народный театр), сейчас пустуют и постепенно приходят в полный упадок. Другие же старинные постройки, такие как здания "Палас-Отеля" или компьютерного университета, где учился Кандинский, стоят наперекор всему.