Книга Операция прикрытия - Сергей Синякин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приметы разыскиваемого: рост 172—175 см, телосложение среднее, волосы темные, глаза серые. Лицо удлиненное, губы тонкие, нос средний, прямой, с горбинкой, уши прижатые, с вытянутым козелком, зубы редкие с ярко выраженной щербинкой впереди.
Особые отличительные приметы: на среднем пальце правой руки имеется татуировка перстня в виде змейки с широко раскрытой пастью, на бицепсе правой руки — татуировка гроба, овитого колючей проволокой. Говорит с выраженным украинским акцентом, при волнении речь торопливая, в качестве связки используется слово «блышь». Используя вилку во время еды, имеет характерную привычку ее слегка изгибать перед приемом пищи.
Все материалы, полученные в ходе розыска военного преступника ВОЛОСА Д.М., направлять для приобщения к розыскному делу в УМГБ по Харьковской области, в случае задержания ВОЛОСА Д.М. уведомить УНКВД по Харьковской области шифро-телеграммой. При направлении материалов ссылаться на розыскное дело № 2144/44.
Начальник отдела розыска НКВД СССР
Полковник Воробьев
29 ноября 1944 года.
На чем основывается пеленгация?
Принцип ее прост. Специальной антенной из разных мест берется направление исходящего радиосигнала. Потом на карте местности из точек, в которых приняты радиосигналы, проводятся прямые линии в направлении, откуда радиосигнал исходил, и в точке пересечения этих прямых линий будет находиться радиостанция, передающая шпионскую информацию. Чем больше точек приема, тем точнее определяется местонахождение передатчика и тем больше шансов, что радист будет задержан. Поэтому радисты пытаются свести время радиопередач к минимуму, а операторы пеленгаторов в свою очередь пытаются ускорить время засечения работы радиопередатчика, одновременно увеличивая количество точек, откуда радиосигналы фиксируются.
Однако принципы этой работы легко перенести из области эфира в конкретное и вполне материальное пространство, но при условии, что враг не хитрит и улетает именно в том направлении, где собирается приземляться. Поэтому два-три направления, в которых улетали неведомые диски, еще ничего не давали, но организованные различными службами наблюдения странными летательными аппаратами, чья государственная принадлежность так и не была установлена, позволили аналитикам установить местонахождение базы этих аппаратов с большей точностью. Сначала все сузилось до Урала, потом до Свердловской области, через некоторое время остался район Верхнего Тагила, а теперь Берия мрачно рассматривал миллиметровку горного района, прилегающего к Верхнему Тагилу, — все указывало на то, что аэродром, принимающий таинственные диски, находится именно здесь. Район этот был не слишком большим, всего несколько десятков квадратных километров, но эти километры были изрезаны урочищами и впадинами, на них громоздились горы, поэтому найти что-либо напоминающее аэродром пока не представлялось возможным, хотя самолеты там бороздили пространство круглосуточно.
Генеральный штаб в подробности операции посвящен не был, военные получили указание содействовать органам госбезопасности, но особой активности никто не проявлял — еще не забылись судебные процессы по делам армейских генералов, которых обвинили в мародерстве на территории Германии. Брали, конечно, но все равно было обидно: генерал Серов из СМЕРШа нахапал не меньше — и себе, и другу-начальнику своему Абакумову. Только им с рук все сошло, а генералов наказали — кому срок отвесили, кого в ссылку отправили в провинциальные округа, да и то не на самые руководящие должности.
Посидев над картой и ничего особого не надумав, Берия с раздражением откинулся в кресле, потирая виски. Давление, давление давало о себе знать, и это было понятно — не мальчик все-таки, пятьдесят первый год пошел. Он посидел немного с закрытыми глазами, потом решительно пододвинул к себе свежую «Правду», что лежала на углу стола. Это Иосиф Виссарионович книгами и журналами пусть увлекается, скоро ему Сталинские премии в области искусства и литературы вручать, а Лаврентию Павловичу читать некогда, ему бы в курсе событий быть, пусть даже в газетах ничего для него нового и не напишут.
Была суббота, двадцать первого января. Берия увидел на первой странице портрет Ленина и сумрачно подумал, что делами сегодня заниматься не придется. Кто же станет заниматься делами в двадцать шестую годовщину со дня смерти вождя мирового пролетариата! Можно подумать, что праздник, а не траурная дата. Он с раздражением отложил газету в сторону. Значит, днем заседание ЦК, потом траурный митинг в Большом театре, после этого Старик всех потащит на дачу, помянут вождя, начнут говорить о текущих делах, никто и опомниться не успеет, как поминки превратятся в застолье. Микоян будет увиливать, Каганович и Сталин — пить из своих особых бокалов, которые только на вид кажутся большими, а вмещают не больше тридцати граммов вина, потом Никита Хрущев, уступая настояниям вождя, начнет спевать гарные украинские песни и отплясывать гопак, Кагановича и Маленкова вождь раскрутит на «Семь сорок», а разъезжаться придется далеко за полночь. Ну как в таких условиях нормальное давление сохранить?
Берия был бабником и гурманом, но вместе с тем он не мыслил себя вне работы. Он даже представить не мог, что наступит день, когда его в очередной и последний раз наградят орденом и отправят на пенсию. Просто на его памяти до пенсии редко кто доживал, остальные заканчивали обычно лагерем или стенкой, если от сердечного приступа не умирали — чаще всего прямо на рабочем месте. Таковы были суровые реалии, и Берия старался о них лишний раз не думать.
Все эти колхозы и металлургические комбинаты его имени Лаврентию Павловичу были глубоко безразличны. Он знал цену славе и помнил, как переименовывались те же самые колхозы и предприятия, названные именами тех, кто в тридцатых годах пополнил списки врагов народа. Да что предприятия, города переименовывались — разные там, Троцки, Зиновьевски да Бухарински. Географическая память — самая непрочная, новая власть всегда переименовывает все на свой лад. Главное, считал Берия, остается в делах. Да, именно так. Ежова не забудут, развязавшего террор в конце тридцатых, но и Берию, который этот террор прекратил, будут помнить. И никто не станет задумываться, кто именно этот террор развязал, в учебниках так и будет сказано, что Ежов и присные допустили перегибы, а Берия положение дел поправил. Под руководством мудрого вождя, который снова напишет какую-нибудь статью о головокружении от ошибок.
Захотелось плюнуть на все, сказаться больным и уехать к Ларе. Только и здесь радости в последнее время было мало. Лара постоянно ходила раздраженная, и Берия ее понимал — что это за молодость, когда повеселиться особенно нельзя, шага ступить без охраны, даже рестораны, которые она с любовником посещала, были пустынные, если и сидели в них люди, то смело можно было сказать, что это гэбэшное начальство своими хамоватыми мордами народ изображает.
Среди таких невеселых размышлений его и настиг резкий и требовательный звонок кремлевской вертушки.
— Лаврентий, — глуховатым голосом спросил Сталин. — Ты давно настоящее чанахи ел?