Книга Вокруг света с киллерами за спиной - Сергей Синякин

«Возьмем аргентинских баранов крепкими и мозолистыми цыганскими руками за их изогнутые рога!»

Сборы у цыган недолги — вечером попили, поплясали, а утром табор уже в дороге. Скрипят колесами повозки, дети, что рядом с ними бегут, галдят, изредка ржут недовольные лошади — мало что запрягли, еще и кнутом, сволочи, время от времени ожигают.

Цыгане — известные полиглоты. Достаточно глянуть на ихних гадалок, чтобы в этом увериться. В любой стране гадают легковерным гражданам на их собственном языке, а недостаток словарного запаса восполняют различного рода восклицаниями и междометиями, которые сопровождают вполне понятными на любом языке жестами.

Ученые говорят, что многие цыганки бессознательно владеют эриксоновским гипнозом. Дудки! Наглостью они владеют неимоверной, такой наглостью, которая подавляет объект гадания и гасит все его естественные инстинкты вплоть до самосохранения.

Вот и сейчас — не успел табор отъехать от места прежней стоянки, а уже побежали вперед разведчицы в цветастых юбках, их задача — узнать, нет ли где угрозы для табора, что там, впереди, за народ живет и нельзя ли чем поживиться без особой опаски.

Детишки галдели у кибиток и отбегали лишь для того, чтобы курицу бесхозную подхватить с земли или неосторожного поросенка, ничейно валяющегося в южноамериканской грязи.

С цыганами тоже произошла метаморфоза — из склонных к безделью и мечтательной созерцательности православных христиан они мигом обратились в степенных и рассудительных католиков, склонных к великой хозяйственности и ведущих непрерывный торг со своим Богом на предмет получения от последнего всяческих благ и поблажек.

Путешествие проходило без особых неожиданностей, но Илью Константиновича не отпускало странное предчувствие, что добром это все не кончится. Слишком резок был переход от полного опасностей и неожиданностей путешествия к спокойным и несколько однообразным дням цыганской кочевки.

— Не каркай, ромалэ, — добродушно говорил ему бывший барон Кулай Михай. — Хорошо едем! Ты только посмотри, сколько женщины собирают! Ты только посчитай, сколько уже мужчины принесли! А дети? Это же красавцы, а не дети. С такими детьми счастливое будущее любому табору обеспечено!

Русской отмалчивался. Чем больше он жил последнее время, тем больше понимал, что, к сожалению, не все в миреь решают деньги.

Психолог бы сказал, что в сознании Ильи Константиновича происходила переоценка ценностей. Но, во-первых, не совсем понятно, как этот торгашеский термин попал в социальную психологию, а во-вторых, никаких особых переоценок Русской не проводил, просто понимать начинал, что деньги решают многое, но не все.

Неприятности начались неожиданно, как град в середине лета.

Сначала попались две цыганки, которые на одной из многочисленных фазенд нагадали хозяйке по имени Изаура голливудского принца Ди Каприс в мужья, клад, что будет найден в зарослях сахарного тростника, двух детей-близнецов и наследство от дяди.

Изаура простодушно поверила в свой счастливый союз с голливудским принцем — ведь что в жизни не бывает, — на веру она приняла и наследство от дяди, которого у нее никогда не было, и даже приказала засадить часть полей вокруг фазенды сахарным тростником, чтобы впоследствии найти в этих зарослях клад. Но, услышав о близнецах, Изаура растерялась. Надо прямо сказать, детей она никогда не любила. Кроме того, возраст для обзаведения детьми у Изауры был не совсем подходящим — все-таки шестьдесят лет, это вам не семнадцать и даже не тридцать. Своими сомнениями хозяйка фазенды поделилась с начальником сельской жандармерии, и это послужило тому, что обманщицы были задержаны для выяснения обстоятельств, а в табор приехали на автомашине два карабинера.

Одного из них звали Паоло ди Гупперейро, а второго звали совсем наоборот — Перес де ля Куньяр. Карабинерам было по двадцать четыре года, и оба они мечтали поймать особо опасного преступника и стать известными, чтобы из провинциального полицейского участка выбраться в столицу и зажить там яркой зажигательной жизнью, которую молодые жандармы с завистью наблюдали в многочисленных американских фильмах, продававшихся на видеокассетах даже в их безнадежном и безденежном захолустье.

При виде Ильи Константиновича Русского они сразу оживились и зашептались, показывая друг другу старые затертые плакаты из серии «Их разыскивает полиция». В плакаты эти Русскому заглянуть не удалось, но душа его сразу же исполнилась самых нехороших предчувствий. И надо сразу сказать, что предчувствия его, как водится, не обманули.

Выпив сразу по пять рюмок перно подряд, жандармы осмелели и пришли к какому-то общему выводу. С сияющими глазами они подошли к новоявленному цыганскому барону, и Перес де ля Куньяр, жгуче поблескивая своими аргентинскими глазами, торжественно объявил по-испански.

— Сеньор Борман! Я имею честь объявить вам о вашем аресте!

Русской ничего не понял из того, что сказал Перес де ля Куньяр, и обиженному жандарму пришлось повторить все на ломаном английском. Суть осталась прежней, но впечатление начисто пропало. Немного оскорбленный этим, Паоло ди Гупперейро ловко — почти как в американских фильмах — застегнул на опасном преступнике никелированные наручники.

Глава 24

Тоскливо сидеть в камере за свои собственные грехи. Сидеть в ней за чужие грехи вообще невыносимо. Осознание того, что с ним поступают несправедливо, выводило Илью Константиновича из себя.

Да что там таить — до бешенства это его доводило! До такого бешенства, что Илья Константинович начал стучать кулаками в обитую железом дверь и требовать вначале русского консула, затем адвоката, а окончательно отбив кулаки о железо, обессиленно сел на жесткий топчан и вспомнил о маме. В данном случае лучше всего ему, несомненно, помогла бы мать. И то при условии, что явилась бы в жандармерию со всеми документами, детскими фотографиями своего Илюши, а главное — с его свидетельством о рождении. Но мама жила в далеком Благовещенске и не знала, что сын нуждается в ее помощи.

В этой ситуации Илья Константинович Русской мог рассчитывать только на себя.

Тем временем весть об удачливости молодых жандармов уже распространилась в провинциальном городке. Многие почитали за обязанность заглянуть в участок и удостовериться в том, что знаменитый немецкий людоед Мартин Борман спустя долгие годы пойман и посажен за решетку. Окошечко в камеру то и дело открывалось, и любознательные аргентинские граждане с интересом разглядывали пойманного злодея.

— А по виду и не скажешь, — сказала жеманная супруга тяэра Мария де ля Гранту, известная законодательница местных мод и нравов, которую по причине всеобщей известно-'сти в городке звали просто Марией. — Поверить не могу, что такой замухрышка мог съесть несколько миллионов человек. "Хотя, может быть, у них в Европе совсем другие аппетиты…

— Не сомневайтесь, сеньора, — галантно склонил к ее плечу блестящую от бриолина голову секретарь суда, местный вертопрах и повеса, числящийся другом семьи де ля Гранту. — Вы только взгляните на его глаза. Это глаза людоеда, сеньора, это глаза дикой пумы, которая, затаившись в пампасах, ждет свою очередную жертву! Взгляните в его глаза — и вы убедитесь, милая Мария, что этот человек способен на все!