Книга Век-волкодав - Андрей Валентинов

Арцеулов замер, не веря. Потом медленно встал.

— Иероглифическая, госпожа Зотова. Еще недавно сомневался, но теперь могу доказать… Как дела у господина Соломатина?

— Не очень. Того и гляди, без службы останется. Отчего-то его дхары не ко двору нашей власти пришлись. Помнит вас Родион Геннадьевич. Он-то мне все и рассказал: и про Сибирь, и про таблички, и про то, что человек вы хороший. Хотя, конечно, и беляк.

Бывший замкомэск тоже встала, протянула руку:

— Давайте заново знакомиться. Ольга! С отчеством не надо, не старуха еще.

— Ростислав! — подполковник улыбнулся. — Искренне могу сказать, что очень рад. Значит, тоже наукой занимаетесь?

— Ага! — охотно подтвердила кавалерист-девица. — Вечными двигателями в основном, а также Машинами Времени системы товарища Герберта Уэльса и снарядами на тележках. И еще меня хотят на землю Санникова отправить.

— К-куда?!

* * *

— Этот! — Леонид дернул подбородком в сторону ковыляющего по тротуару Гастона де Сен-Луи. — Третий раз подряд вижу, и время то же, и место.

На всякий случай взглянул на циферблат с желтой светящей точкой. Все верно, две минуты разницы, если со вчерашним днем сравнить.

Мурка, пристроившись на заднем сидении, шумно дышала в ухо. Молчала, не желая мешать. Худой очкастый паренек, сидевший за рулем, тоже не торопился. Наконец, обернувшись, кивнул уверенно.

— Запомнил, товарищ Леон. Только мне кажется, что для нас пока важнее дом, а не человек.

— Просто — Леон, — мягко поправил бывший старший оперуполномоченный. — «Товарищ» не для здешних ушей, а нам и при посторонних общаться придется. Поняли, Мишель?

Мишель, он же Михаил Аркадьевич Огнев, беззвучно усмехнулся:

— Ничего, еще приучим! И «товарищ» им будет, и «гражданин начальник». Я вот что, Леон, сделаю. Мы, репортеры, народ дружный. Есть тут одна газета с хорошим криминальным отделом. Прямо сегодня туда загляну и поговорю о тонкостях профессии. Когда вы мне эту историю рассказали, я вначале о самом простом подумал. Завел буржуй хромоногий шерочку-машерочку и грешит от жены подальше. Нет, не похоже! Француз без цветов к мамзельке не пойдет. И дом какой-то странный. На жалюзи обратили внимание? На всем первом этаже закрыты, значит, не квартиры там, а что-то иное.

— Игорный притон, — предположил Леонид, глядя на репортера с немалым уважением. Головастый парень!

— Притон? — Огнев явно удивился. — Товарищ… Извините, Леон, мы не в СССР. Играют здесь легально, разве что казино… Но тогда почему он один, где остальные? Нет, без фактов дедукция невозможна, как учит нас прогрессивный английский писатель Артур Конан Дойл.

Знакомец Мурки товарищу Москвину понравился сразу. Не тем, что охотно вызвался помочь таинственному Леону, нелегальному сотруднику Иностранного Политического управления. Репортеры — они такие, запах гари чуют за версту. Однако Мишель, едва успев получить агентурную кличку, тут же заявил, что без авто работать будет трудно, а значит, следует взять на прокат что-нибудь незаметное, например подержанный «рено». За руль сел сам, машину вел уверенно, не теряясь на шумных парижских улицах. А еще умел смотреть, подмечать и делать выводы.

— Вы в «Известиях» тоже криминалом занимаетесь? — поинтересовался бывший чекист, наблюдая как Гастон, неуверенно поглядывая по сторонам, открывает дверь подъезда.

Мишель помотал головой:

— Если бы! Письма трудящихся, командировки на заводы, рационализаторы, Сельхозвыставка. Не скажу, что плохо, но хочется чего-то погорячее. Я, между прочим, на фронте в трибунале служил, привык вражин на чистую воду выводить и на размен пускать.

Товарищ Москвин невольно кашлянул. На размен — это да, знакомо. Руководствуясь революционной законностью…

— Михаил и стихи пишет, — добавила Мурка. — Смешные очень. Миша, прочитай те, которые про тараканов.

Репортер заметно смутился.

— Не про тараканов, а про клопов. Про тараканов капитан Лебядкин у Достоевского написал, у меня так не получится. Да и какие стихи! Это так, от скуки. Сижу в отделе, бумажки разбираю…

Леонид поглядел на молчаливый дом, скользнул взглядом по окнам. Время еще раннее, значит, свет включать не станут. Еще эти жалюзи… Нет, на сегодня, пожалуй, все.

— Ждать не будем, — решил он. — А вы, Мишель, прочитайте про клопов. Чтоб веселее было.

Жора Лафар, сам поэт не из худших, как-то сказал, что для пишущих хороший человек — это тот, кто их стихи слушать согласится. А уж если сам попросит, сразу в друзья попадет. Так почему бы не послушать про кусучую мелочь?

Огнев еще более смутился, даже слегка порозовел:

— Ну… Если хотите…

Сделал строгое лицо:

— Я видел сегодня лирический сон,

И сном этим странным весьма поражен:

Почетное дело поручено мне:

Давить сапогами клопов на стене.

Большая работа, высокая честь,

Когда под ногой насекомые есть!

Клопиные трупы усеяли пол…[23]

Замолчал, поправил очки:

— Дальше пока не написал. Вообще-то размер не мой, я его у Гейне позаимствовал, у поэта немецкого…

Товарищ Москвин счет услышанное полной чушью, но обижать автора, конечно же, не стал.

— Не позаимствовали, Мишель, но экспроприировали именем трудового народа. Стихи правильные, как раз про наш случай. Клоп у нас в наличии…

— Значит, будем давить, — без тени улыбки согласился Михаил Аркадьевич Огнев.

2

Ольга поднесла листок ближе к настольной лампе, прищурилась, разбирая собственные каракули. Красивый гимназический почерк остался в почти забытом прошлом, вместе с навыком укладывания тяжелой русой косы и полупоклоном с приседанием. И зрения начинало пошаливать. Зотова представила себя в очках, больших, черепаховых, как у классной наставницы, и чуть не застонала. Классическая старая дева, только с короткой стрижкой и привычками беглой сахалинской каторжанки. «Старуха» — как верно подметила зоркая комсомолия.

Почему-то подумалось, что ее новый знакомец, скуластый подполковник из Абердина, хоть и прошагал две войны, но лоска не утратил, хоть сейчас на скачки в ихний британский Эскот, к графьям и герцогиням. Ее, полковничью дочку, столбовую дворянку, туда и уборщицей не возьмут. А еще говорят, «белая кость»! А то, что Ростислав Александрович в университете над древними языками работает, и зеленую зависть вогнать может. Старинные надписи — не бессмысленные бумажки с Вечными двигателями.

Зато она теперь — начальник. Большой начальник, «ха-ха» три раза.

Бывший замокомэск, ужаснувшись собственным классово враждебным мыслям, подсунула листок к самому носу. Читай, убоище слепое!