Книга Самая длинная ночь - Сандра Мэй

Заключительная часть плана предусматривала наличие интервента-конкурента и была самой рискованной.

Интервентом должен был стать маленький ребенок одного возраста с Элли. Арману предстояло начать играть с ним, чтобы вызвать у Элли ревность.

Интервента-конкурента обеспечила им тетушка Кло. Она сначала внимательно выслушала сбивчивые объяснения Джессики, затем кивнула и исчезла. Обратно она явилась через два часа, неся под мышкой очень чумазого и бодрого ребенка лет четырех, в котором изумленный Арман опознал возлюбленного правнука Анри Леруа, Мориса.

– Тетечка! Как же Анри позволил… И Мари тоже…

– А кто это их спрашивал? Я его взяла на время, вот и все. Пойду обратно – занесу. У меня все равно дело к Мари.

Самое интересное, сообщил ошарашенный Арман Джессике страшным шепотом, что это вполне может оказаться правдой. Тетушка Кло на правах старожила Руайя считала всех детей в некотором роде своими собственными.

Интервент Морис оказался прекрасным кандидатом. Он ползал в песочнице, ворковал без умолку, заливисто смеялся и никак не мог выбрать, какую игрушку разломать первой. Армана и Джессику он полюбил мгновенно и навсегда, поэтому очень скоро взволнованная и озадаченная Элисон с некоторой тревогой наблюдала, как Морис в полном восторге скачет верхом на «дяде Армане», а дядя Арман весело смеется и ржет, как настоящий конь.

Джессика наблюдала за сценой исподтишка, готовая прийти на помощь в любой миг.

И вот этот миг настал. Элли нахмурилась. Задрожала нижняя губа… Джессика взяла низкий старт… а потом Элисон Лидделл Рено топнула заметно потолстевшей ножкой и сказала на чисто французском языке с интонациями истинной принцессы:

– Дядя Арман, пожалуйста, отбери у этого толстого дурака мою куклу!

Арман медленно и осторожно сгрузил в песочницу Мориса, чего тот даже и не заметил, после чего повернулся к девочке. Очень медленно, словно боясь небрежным жестом или словом вдребезги расколотить хрупкое счастье…

А потом Джессика Лидделл больше не скрывала слез. Как, впрочем, и все присутствующие, которых в окрестных кустах оказалось немыслимо много. Удачно замаскировавшаяся под пугало Матильда Рено, смеющаяся и плачущая одновременно душечка Амели, тетушка Кло с огромным клетчатым носовым платком, садовник Жак, сморкающийся в рукав…

Морис замер, вытаращив глаза и с некоторым ужасом глядя на это всеобщее рыдание. А потом решил, что грех бросать такую прекрасную компанию, и оглушительно заревел. Арман, смеясь и плача одновременно, сгреб свободной рукой самозабвенно ревущего Мориса, и Джессика подумала, что никогда не увидеть ей картины прекраснее: Арман Рено и дети у него в охапке.

А еще она поняла в этот миг, КАКУЮ боль чувствовал все это время Арман.

После праздничного ужина Арман настоял на беседе. Джессика уворачивалась как могла, но в конце концов с неохотой согласилась.

– Джессика… Я никогда не забуду, что ты для меня сделала.

– Не стоит. И знаешь… я очень рада за тебя.

– Послушай…

– Не могу. Глаза закрываются. Сегодня был слишком насыщенный день. Ужин был великолепен, спокойной ночи.

Он машинально встал и отодвинул ее стул, помогая выйти из-за стола. В глаза не смотрел.

Сейчас надо только добраться до комнаты. Она запрет дверь и наревется всласть. Потом умоется, сбросит одежду прямо на пол и с опухшим лицом уляжется спать. Плевать, что завтра глаза вообще не откроются. Кому интересно лицо Джессики Лидделл, если сама Джессика Лидделл никому не нужна?

В комнате она заперлась, одежду побросала кое-как, умываться не стала, а вот с рыданиями не получилось. Вместо этого она стояла посреди комнаты столбом и пялилась пустым взглядом в пространство.

Из ступора ее вывел легкий стук в дверь.

– Да?

Ну конечно, этого надо было ожидать! Она так ХОТЕЛА запереться, что ЗАБЫЛА это сделать.

В следующий момент она оказалась в кольце рук, горячих и могучих, а к ее полуоткрытым губам прильнул жадный рот мужчины, которого она обожала. Джессика задрожала, не в силах противостоять этому натиску, однако где-то в груди колыхнулась горькая волна гнева и боли, сделала ее сильнее, жестче, спокойнее.

– Убирайся отсюда, Арман Рено!

– Ты не понимаешь…

– Я ВСЕ ПОНИМАЮ!!! У тебя сегодня счастливый день, вы с Элли наконец-то вместе, я за вас рада… но отмечать этот день в моей постели мы не будем! Отстань от меня раз и навсегда! Убирайся! Найди кого-нибудь посговорчивее. Амели уговори.

– Да не любит она мужчин!

– Что-о-о?

– Ой, господи, пусть отсохнет мой язык… Ну да, да, Амели и Ивонна не по этой части. Они живут… понимаешь?

– Но…

– Извини меня, Джессика. Этого больше не повторится. Я не потревожу тебя.

С этими словами барон Арман Рено вышел из ее комнаты, и Джессика мрачно и саркастически подумала, что еще ни одну девственницу не бросали столько раз подряд. Да еще один и тот же мужчина.

В конце концов она нашла единственно правильный выход. Она уедет потихоньку, не прощаясь. Так будет лучше. Элли может испугаться ее слез, а слезы будут, обязательно будут.

Джессика собирается уезжать.

17

Как ни странно, на прощание он все-таки зашел. Бледный, небритый и какой-то всклокоченный.

– Джессика, только не плачь. Я буду о ней заботиться. Очень заботиться. И посылать тебе фотографии. Потом, можно же снимать на видео… Мама добавит пару слов… кассеты на две… Джессика?

– А?

– Только пообещай не приезжать неожиданно.

Она отшатнулась, не веря своим ушам.

– Что ты сказал? Почему?

– Ты знаешь почему. Потому что я не хочу встречаться с тобой. Потому что не смогу больше видеть тебя – и не иметь возможности обнять. Поцеловать. Прижать к груди. Потому что… Потому что я люблю тебя, жизнь моя, душа моя, зеленоглазая моя ведьма, я люблю тебя и желаю всем сердцем…

– ЧТО. ТЫ. СКАЗАЛ?

– Я хотел тебя с первой нашей встречи, там, в Чикаго. Я влюбился в тебя без памяти. А дальше… дальше просто обманывал себя. Говорил себе, что это ради Элли… Конечно, ради нее тоже, но… Я люблю тебя, Джессика Лидделл. Я не могу без тебя жить.

– И… поэтому ты попросил моей руки?

– Ты сказала, что выйдешь замуж только по любви. Что ж, единственное, что нельзя купить за деньги или взять силой, – это любовь. Ведь так?

Джессика Лидделл посмотрела на Армана Рено очень странным взглядом.

– Так. Все так. А теперь пойдем.

– Ку… куда?

– Ты что, струсил? В сад. Я хочу понюхать Матильдины каттлеи на прощанье.