Книга Затихающие крики - Ирен Беллоу

Да, целуй меня, Гордон, беззвучно умоляла Мэгги. А потом повторила, это и вслух.

— Не останавливайся, — хватая ртом воздух, требовала она. — Умоляю, не останавливайся.

Раздевая ее, Гордон не поднимал лица, наслаждаясь вкусом ее тела по мере того, как все больше оно открывалось благодаря его таким умелым рукам.

Он не останавливался ни на минуту.

Когда наконец их тела слились, Мэгги извивалась под ним, комкая в кулаке простыни, сгорая от безудержного желания. Ее утешало только одно: Гордон тоже потерял рассудок от страсти. Ничего не видел, кроме ее тела, черпая в нем бездну наслаждения.

Мэгги выкрикнула его имя в предвкушении оргазма. Через минуту она уже плакала, но не в сладкой истоме, а от отчаяния. Отвернувшись и спрятав от него лицо, она попыталась воспротивиться его страстным объятиям, но не нашла в себе сил к сопротивлению.

— Тише, моя любовь, — успокаивал ее Гордон, качая на руках. — Не плачь.

Но Мэгги плакала, пока не уснула. Так как знала, что она — не его возлюбленная. И никогда ею не будет.

14

— Это не я сделала! — кричала Мэгги во сне. — Не я! Вы должны мне верить. Боже мой, почему мне не верят?

— Мэгги! — Гордон потряс ее за плечо. — Мэгги, проснись. Тебе снится какой-то кошмар.

Она вскочила и уселась на кровати, обводя бессмысленными глазами комнату. Лишь через несколько секунд, осознав, где находится, она поняла, что подлинный кошмар, через который ей некогда пришлось пройти, не повторяется сейчас снова.

Этот сон приходил всякий раз, когда Мэгги была в подавленном состоянии. Ей вновь и вновь представлялся зал суда, ее попытки доказать свою невиновность и нежелание судей верить ее показаниям. Никто не верил ей. Ни один человек.

Самое ужасное, что в ночном кошмаре все выглядело как наяву!

Когда Гордон обнял ее, она содрогнулась, затем со сдавленным рыданием зарылась лицом у него на груди.

— Это был просто сон, — глухим голосом твердила она. — Просто сон…

Гордон крепко обнял ее, откинул волосы, падавшие ей на лицо.

— Только сон, любовь моя.

Услышав ласковые слова, Мэгги замерла, потом попыталась вырваться. Но Гордон не пустил ее, еще сильнее сжав объятия!

— Расскажи мне, что тебе снилось.

Она подняла на него печальные глаза. Лицо Гордона оставалось в тени при свете луны, проникавшем через окно, Мэгги не могла различить, что на нем написано.

— Я не думаю, что следует это делать.

Хорошо доктору Сеймур говорить: будь честной. Однако быть честной еще не означает, что тебе обязательно поверят.

— Расскажи мне, Мэг, — настаивал Гордон.

— Ты… Ты назвал меня Мэг?

— Угу. — Он поцеловал ее в лоб. — Ты, кажется, сокрушаешь все линии моей обороны. Знаешь, что может за этим последовать? Пожалуй, я начну объясняться тебе в любви.

Мэгги помертвела в его объятиях.

— Не говори такие вещи!

— Почему бы и нет? Теперь ты перестала меня ненавидеть, не так ли, любовь моя? — сказал он с такой нежностью, что ее собственная оборона внезапно затрещала и развалилась.

— Ты же знаешь, что перестала, — с трудом выговорила она.

Гордон снова вздохнул.

— Боюсь, что точно мне это неизвестно. Я вообще ничего о тебе не знаю. Твоя душа для меня потемки.

— Ты хочешь сказать, что не прочь узнать меня получше? — спросила она, не веря своим ушам. Мэгги не смела надеяться, что может что-то значить для него.

— Да, да. Хочу — Гордон говорил, словно удивляясь самому себе и в то же время радуясь своим новым интересам. — Начни хотя бы с ночного кошмара.

Мэгги и сама хотела этого. Однако ее сковывал страх.

— Не бойся, — сказал Гордон мягко, словно прочитав ее мысли. — Я не из пугливых.

Она глубоко вздохнула.

— Ты можешь оказаться гораздо более пугливым, чем думаешь. Тем не менее, Гордон, я должна рассказать, почему меня все время донимает этот сон.

— Всегда один и тот же?

— Да.

— Это может означать серьезную душевную травму, — размышлял он вслух. — Может, сначала включить свет? Или хочешь, я налью тебе чего-нибудь выпить?

— Нет. Просто обними меня и слушай.

— Я весь внимание.

— Господи, не знаю даже, с чего начать.

— Почему бы не с начала?

— С начала? — повторила она.

А с чего, черт возьми, все началось?..

По странному капризу сознания Мэгги вспомнился день, когда она вернулась под вечер домой с урока бальных танцев и узнала, что ее мать навсегда ушла из семьи. Отец все объяснил девочке, как обычно, напрямик, с холодным, отчужденным видом:

— Она убежала с очередным любовником.

— Но куда? — спросила дочь, перепуганная и опустошенная.

Настоящей материнской любви она никогда не знала, но в одиннадцать лет еще не окончательно в этом уверилась. Стефани Причард, сколько Мэгги себя помнила, занималась только собой, но, в отличие от своего мужа, была, по крайней мере, чуточку человечней и теплее.

— Не знаю и знать не хочу! — ледяным тоном отрезал отец. — Она так и осталась уличной девкой. Я женился на ней только потому, что она носила под сердцем тебя. Не было ни одного мужчины с приличной наружностью, заходившего в наш дом, которого она не пыталась бы соблазнить. И смею утверждать: в большинстве случаев ей это удавалось. Вижу, ты пошла в нее красотой, — насмешливо ухмыльнулся отец. — Одному богу известно, какой сюрприз ты мне преподнесешь в ближайшие годы. Но я предостерегаю тебя, Мэгги: если ты хоть раз опозоришь мое имя, я вышвырну тебя вон без единого цента. Не желаю, чтобы вслед за матерью меня облила грязью и дочь.

На этом разговор закончился. Испуганная девочка не услышала ни одного ласкового слова, отец и не пытался утешить ее — он лишь угрожал, а все потому, что она была похожа лицом на мать. На следующий день Мэгги отправили в интернат.

Минуточку, но почему я начала ворошить прошлое с этого эпизода? — недоумевала Мэгги. Ну конечно, именно тогда для никем нелюбимого подростка и началась долгая череда одиноких лет. А повзрослев, она стала легкой добычей проходимца Кевина.

В полутьме Мэгги испуганно посмотрела на Гордона.

— Ты обещаешь, что отнесешься ко мне без предубеждения? Обещаешь выслушать до конца?

— Обещаю.

Последовал вздох, и Мэгги начала свое повествование. Гордон внимательно слушал.

Она рассказала, как после исчезновения матери отцовские угрозы и обвинения довели ее до такого состояния, что она стала бояться своих сверстников, которые уже проявляли к ней интерес. Мэгги сторонилась всех юношей. Ее охватывал ужас всякий раз, когда, по ее мнению, она обнаруживала у себя верные признаки того, что она порочна, как и ее мать.