Книга Московский душегуб - Анатолий Афанасьев

– – Ты уверен, что я ей должен?

– Это тоже ответ, – Губин обернулся к капитану, который поудобнее передвинулся и расстегнул кобуру. – Не делай глупостей, мент, соплей не расхлебаешь.

Он ухватил Таню за руку и потянул к выходу. Расстроенные нукеры надвинулись ближе. И тут Гоги, посеревший от оскорбления и боли, вдруг принял правильное решение.

– Постой, Таня, – в руке держал неизвестно откуда взявшийся пук ассигнаций. – На, бери! Аванс за завтрашнюю любовь. Гляди не обмани.

Таня приняла деньги, спрятала в сумочку:

– Не обману. Приготовь побольше хлорки.

На крылечке на ступеньках сидел о чем-то задумавшийся Лошаков. Морда у него была, как у утопленника.

– Меня били, Танечка, – пожаловался, он, – но я не знаю, за что.

– Потому и били, что не знаешь.

– Ты ведь меня не бросишь?

– Кто это? – спросил Губин.

– Кавалер мой, профессор математики. Невинная душа.

Губин посадил профессора в машину, пообещав завезти домой. Тронулись. Следом рванули две "волги" прикрытия.

– Быстро ты обернулся, – проворковала Таня. – Беспокоился, что ли?

Губин не ответил, обратился к Лошакову:

– Каким ветром вас-то сюда занесло, профессор?

Лошаков с наивным рвением ощупал кожаную обивку кресла, колупнул ногтем блестящую крышку пепельницы. Все ему было в диковину. Отозвался невпопад:

– Все-таки хорошо, что у нас демократия. А то разве поездили бы на таких машинах рядовые труженики.

– Профессор у нас герой, – похвалилась Таня. – Белый дом защищал вместе с президентом. Два танка взорвал.

– Зачем же так, Танечка, – мягко возразил Лошаков. – Танки я не взрывал. Это она шутит, молодой человек. Но, разумеется, был там, как каждый порядочный человек… Солнце августа. Всеобщий подъем. Теперь, возможно, все выглядит иначе… Но…

После сегодняшних приключений мысли у него путались, ему вдруг остро захотелось что-то важное объяснить именно вот этому строгому и, похоже, добросердечному, умному молодому мужчине, который вызволил их из беды и теперь катил сквозь ночь в уютной серебряной торпеде. Очень приятно, что у Танечки такие надежные друзья.

– Видите ли, в этой стране ничего нельзя угадать заранее. Наш народ непредсказуем и по большей части, по определению Пушкина, безмолвен, а правители почти всегда оказывались прохвостами. Не захочешь, поверишь, что над Россией рок Господень. Возьмем хоть нынешнее время. Ну кто мог предположить два года назад, что опять восторжествует хам и узурпатор? Иногда хочется плюнуть на все. Уйти отшельником в глушь. Но и это не ново. Не знаю, понимаете ли вы меня?

– Подпольная кличка – Сапер, – сказала Таня. – Вся квартира нашпигована динамитом.

– Вы действительно профессор? – спросил Губин.

– Не похоже? Почему вы спрашиваете?

– Непонятно, как вы могли связаться с такой дрянью.

– Кого вы имеете в виду, простите?

– Вот эту девицу, кого же еще.

Таня подавилась коротким смешком, как карамелькой, а Лошаков задумался.

– Видите ли, я не могу вполне разделить ваше мнение. Танечка бывает злой, взбалмошной, но в ней много хорошего, о чем она, может быть, сама не подозревает.

– Заткнись, кретин! – бросила Таня.

Возле дома Лошакова произошла еще одна неприятная сцена. Профессор вышел, а Губин начал следом выпихивать из машины Француженку, но это ему не удалось. Тогда он сам вылез из машины, обогнул ее и, открыв дверцу, попытался вытянуть Таню за руку и за волосы, но не тут-то было. Она как-то заковыристо переплела ноги и вдобавок уцепилась свободной рукой за баранку. При этом так истошно визжала, пожалуй, весь дом переполошила. Вспыхнуло несколько окон. Губин негромко выругался и с силой захлопнул дверцу. Обернулся к Лошакову:

– Что ж, профессор, придется вам сегодня ночевать одному.

– Вам не кажется, что вы ей что-то повредили?

– Это вряд ли возможно. Спите спокойно. И за Россию не переживайте. Она вполне обойдется без таких печальников, как мы с вами.

Протянутой руки Лошакова он как бы не заметил…

Минут пять ехали молча, потом Губин спросил:

– Тебя куда?

– Руку вывернул, сволочь!

– Я спрашиваю, куда тебя везти?

– И волосы выдрал, гад!

Губин притормозил у тротуара:

– Ну?!

– Я поеду к тебе.

– В самом деле?

Губин открыл дверцу и, высунувшись, поднял вверх кулак – отпустил охрану.

Таня щелкнула зажигалкой, прикурила.

– В следующий раз спрашивай разрешения, – сказал Губин.

– Ага, вот и выдал себя, голубчик. Мечтаешь о следующих разах?

Она угадала: он не собирался с ней расставаться. Ни сейчас, ни позже. Он хотел ее прикарманить, приручить. Но хлопоты с ней предстояли большие.

– Ты так и не сказала, зачем тебя подослал Елизар.

Таня прижала горячую ладонь к его щеке, и он не отстранился.

– Почему ты нервничаешь, милый? Ты же видишь, я в тебя влюбилась. Мне это так же чудно, как тебе.

– Нацелилась на Алешку?

– Да, – отозвалась с тяжким вздохом. – Теперь доволен? Но это все в прошлом, ты же понимаешь.

Он отвез ее на двадцатый километр по Ярославскому шоссе в конспиративный финский домик. Прямо из машины ступили в лунную ночь. От земли парило, как перед грозой. Небо с одного бока волшебно отсвечивало серебром. Над садовым товариществом "Темп-2" сомкнулся шатер вечности. Тишина оглушала.

– Сейчас пойдем купаться, – сказал Губин.

– Как это, где?!

– Тут пруд неподалеку, увидишь.

Небольшое озерцо открылось светящимся чернильным оком. Берег был пологий, травянистый. Одинокий комар с жутким ревнивым воем впился Тане в щеку.

– Ой!

– Не ойкай, рыбу распугаешь.

– Так мы еще и рыбу будем ловить?

Губин не ответил на незамысловатую шутку, быстро разделся догола, не оглядываясь, шагнул в блаженную черную гладь. Нырнул, каждой клеточкой смакуя прохладные восковые объятия. Скользил под водой, царапая пальцами донный ил. Торфяное родниковое озерцо, хоть и маленькое, в яминах опускалось на три-четыре метра в глубину. Нечаянный дар природы асфальтовым счастливчикам из "Темпа-2". Губин самозабвенно бултыхался в нем, отмякая душой. Тани не видно и не слышно: вероятно, не рискнула сунуться в ночную купель. Он ей посочувствовал: окаянное дитя городских трущоб в прямом и переносном смысле. Развалясь на спине, чуть покачиваясь в плотном мраке, очарованно разглядывал аспидно-влажное, истыканное оранжевыми светлячками небо. О да, Господь создал человека по ошибке, но весь остальной мир прекрасен. Сколько раз Губин убеждался в этом.