Книга Алиби - надежда, алиби - любовь - Вера Колочкова

Задумавшись, она чуть не проехала свою остановку, выскочила из автобуса, быстро пошла в сторону дома. Зашла в продуктовый магазин. Денег хватило только на хлеб и молоко. Да, с деньгами действительно скоро будет катастрофа… Добытчика-то теперь нет. Не на Сашкин же стриптиз рассчитывать, в самом деле. Слава богу, тетя Надя, соседка, обещала договориться в кафе, где она работает, насчет какой-то халтурки… Завтра надо будет пойти уточнить.

Тут же вспомнился некстати «добрый» совет отца – пусть, мол, мама побыстрее устраивается на работу. Да, совет, конечно, хороший… Ну да бог с ним, и с отцом, и с советом. Как-нибудь сами разберутся. Они с мамой большие девочки. Только кто старше, кто младше, уже и непонятно…

Соня

Соня с облегчением выплыла из тяжелого сна, где она опять мучилась своим бредовым сочинительством. Нет, что это за напасть такая? Надо было столько книг за свою жизнь прочесть, чтобы во сне мучиться убогими сумбурными текстами… Еще и голова болит нестерпимо.

Она долго лежала, пытаясь сообразить – что сейчас, раннее утро или вечер. В комнате было темно и тихо. Подняла голову, посмотрела на часы. Ничего себе! Было уже очень позднее послеобеденное время. Окна наглухо задернуты плотными портьерами, дверь в ее комнату закрыта. «Я же вчера снотворное выпила, а Мишка мне еще каких-то капель накапала…» – вспомнила Соня, вставая с постели и освобождая из плена солнечное окно.

Господи, весна-то какая шикарная! Сейчас бы пойти беззаботно и в никуда по солнечным улицам, вдыхая одуряющие ароматы, и чтоб солнце било прямо в глаза. Много, много солнца. И ступать в лужи, и промочить ноги, а потом, устав, вернуться домой, налить горячего-прегорячего зеленого чаю, сесть с книжкой в свое желтое кресло… Стало до слез жалко себя, свою прежнюю счастливую жизнь, которая разваливалась на глазах, как карточный домик. Нет, не карточный, а стеклянный, как образно выразилась вчера Сашка. Ее стеклянный домик рушился неотвратимо, превращаясь в тысячи острых осколков, которые впивались в тело, в мозг, в душу, парализовали волю, открывая двери всем страхам, какие только можно придумать. И от которых она так удачно пряталась долгие годы. Думала, что пряталась.

В зеркале ванной, умываясь, увидела в своих черных кудрях несколько седых волос и отметила для себя этот факт равнодушно, как что-то само собой разумеющееся. А раньше бы расстроилась, в панику впала. Господи, как она хорошо раньше жила…

На кухне ждала записка от Сашки: «Мама, я после школы – на репетицию в клуб, приду поздно, забери Машку из садика».

Она отодвинула от себя клочок бумажки, будто он ожег ей пальцы. На репетицию она собралась, надо же. В клуб. Стриптиз репетировать. Нет, и правда, а что теперь с этим стриптизом делать? Как ее отговорить, какими способами? Да и есть ли у нее в запасе эти… способы?

Закурив, она поставила турку с кофе на огонь. Сев за стол, снова протянула руку к Сашкиной записке, долго вчитывалась в пару торопливых строк. Потом снова с раздражением отбросила ее от себя. Нет, что за напасть на ее голову! Скоро выпускные экзамены, надо в институт поступать, а она на дурацкие репетиции время тратит! Видимо, правду говорят, что беда никогда не приходит одна…

Может, Мишка ее отговорит? Она как-то умеет с ней ладить. Или Игорь появился бы поскорее, наконец. Ну, просто так бы зашел, узнать, как у них тут дела… Сашка ведь и его дочь тоже, между прочим! Сходил бы в этот ночной клуб, поговорил там по-мужски…

Для себя такую возможность – сходить и поговорить – она категорически исключала. Не умела вести разговоров, когда нужно требовать и настаивать. Могла часами философствовать, спорить, доказывать свою точку зрения только в комфортной обстановке, с близкими или давно знакомыми людьми. С Димой, например, Мишкиным приятелем. Очень умненький мальчик. Жаль, что он скоро уезжает. А может, его попросить сходить? Представился бы там Сашкиным братом…

Кофе Соню не спас. Голова не прояснилась, во всем теле чувствовалась разбитость, будто ее всю ночь колотили палками. Пора было вставать с уютного кухонного диванчика, идти за Машкой в садик. А вдруг, пока она ходит, придет Игорь? Но у него ведь ключи есть… А если он ее не дождется? Соберет вещи и уйдет? Ей бы только встретиться с ним, а там уж она знает, на какие точки надо давить… Что сказать и как сказать. Главное, чтобы результат был. И чтобы он еще и виноватым кругом остался… Он и не идет только потому, что боится этого разговора. Но все равно же должен прийти! У них денег нет, в конце концов! И с Сашкой опять проблемы! Да и ее, Соню, он знает как облупленную… Какая она добытчица? Нет, он должен, должен прийти и поговорить. Так все делают. Мишка, наверное, чего-то неправильно поняла, когда с ним встречалась.

Соня нехотя вышла в прихожую, оделась, не отказав себе в маленьком удовольствии задержаться у зеркала. В новой, необыкновенно красивой замшевой курточке нежного абрикосового цвета с богато выпирающими наружу мехами, в черных джинсах-бриджах, в лаковых сапожках на каблуке она себе очень нравилась. Черные кудри красиво смешались со светлым мехом, лицо было бледным и отечным, но выспавшимся и гладким. Вот только глаза… Глаза были жуткими. Затюканными, как у побитой собаки. Но ведь можно и черные очки надеть. Они тоже очень красивые. Настоящие, фирменные…

«Маша! Веселова! За тобой пришли!» – после продолжительной воспитательной беседы на тему уже двухмесячной задержки оплаты за детский сад громко начала взывать наконец молоденькая воспитательница в сторону копошащихся у детской площадки детей. Виновато улыбаясь и извиняясь, лепеча что-то про «на днях, и непременно, и спасибо, что напомнили», Соня быстро схватила за руку подбежавшую дочь, поспешно ретировалась к выходу. Машка, мгновенно почувствовав материнское настроение, шла молча рядом, втянув голову в плечи, как испуганный звереныш, которого только что оторвали от своих веселых собратьев и посадили на поводок. Щеки ее были еще румяны от ребячьей беготни, шапка съехала набок, шнурки у одного ботинка совсем развязались и тянулись за ней по грязным лужам. Надо бы остановиться, выдернуть ладошку из маминой руки, завязать шнурок, да она не смела, так и шла до самого дома, боясь, что вышагнет из ботинка. Выйдя из лифта, мама неожиданно обернулась к ней, как будто только сейчас заметив, спросила: «Хочешь к Лизе?»

Ну конечно она хочет к Лизе! Лизка была ее ближайшей задушевной подружкой, соседкой по лестничной площадке. Она жила вдвоем с мамой в такой же, как у них, двухкомнатной квартире, и Машка пропадала у них целыми вечерами, играя с Лизкой. Здесь можно было громко разговаривать, смеяться, сколько хочется, смотреть телевизор, есть до отвала тети-Надины, Лизкиной мамы, толстые пироги с капустой и картошкой.

Не заходя к себе, Соня позвонила в соседскую дверь. Ей открыла Надя в фартуке, с руками, выпачканными мукой, обрадовалась, заохала, засуетилась между прихожей и кухней. Заставила Машку снять колготки, которые она таки умудрилась промочить, уговорила Соню раздеться, пройти на кухню, начала, как всегда, метать на стол все, что было в доме съестного, одновременно что-то рассказывая, нарезая, наливая, заглядывая в духовку.