Книга Витязь в медвежьей шкуре - Степан Кулик

Это тебе за грязного варвара. А вообще, я так долго могу играть. В студенческой среде не умеешь на подколки адекватно отвечать, добрые сокурсники заклюют до полного депресняка, а то и — суицида.

— Что?! Кто?!

Лях завертелся, как уж на сковороде. Потом торопливо отстегнул перевязь с мечом и передал ее кому-то из товарищей.

— Выходи, сопляк, в круг! Сейчас ты у меня кровью умоешься.

— Не останавливайся, — я поднял руку в успокаивающем жесте, на самом деле, банально фокусируя внимание толпы на себе. — Если уж начал раздеваться, то продолжай. Я подожду. В заср…ных штанах и впрямь неудобно ходить. Небось, к заду липнут?

На этот раз народ громыхнул таким ревом, что даже флегматичные волы прекратили жевать и вопросительно замычали. А привязанные кони беспокойно зафыркали и повернулись к людям боком.

Попутчики пана Лешка и те заулыбались, с преувеличенным подозрением косясь на нижнюю половину его туловища и чуток отодвигаясь назад и в стороны.

— Ну все, молись, клятый схизмат! — прорычал тот, бешено вращая глазами, и, как буря, рванул вниз, с крыльца.

А вот это он зря. Реально облажался.

Во-первых, я хоть и крещен в православной церкви, на самом деле в поповские россказни, скопипостенные из иудейских сказочек, не верю. Ну, не может Сила, по определению всезнающая и всемогущая, действовать как необразованный, затюканный пастух из дикой пущи, который за всю жизнь ничего кроме десятка коз и пары виноградных лоз не видел. И уж тем более выдавать его примитивные, крайне эгоистичные поступки за высшую вселенскую мудрость…

А во-вторых, в отличие от меня, все прочие жители Западной Гати веровали в Бога. И, по определению какого-то святейшего папы, как раз и были теми самыми схизматиками. То бишь — христианами, не желающими платить церковные налоги Риму. И слово это православные считали большим оскорблением. Что тут же и подтвердили, недовольно заворчав и насупившись.

Что ж, полдела сделано. Публика моя. А это значит, что и рефери в ринге, и боковые судьи тоже будут более благосклонны к моим шалостям и станут на корню пресекать любые нарушения правил поединка со стороны ляха.

Окейно… Как говорит Фома: «Работаем, парни! И пусть победит умнейший! Потому что голова не мишень, а — прицел».

Глава тринадцатая

Ринг соорудили, что называется, мгновенно. Всего лишь задвинули под столы внутренние скамейки, и та часть гостей, что на них сидела, перебралась на безопасную, внешнюю сторону периметра, потеснив сотрапезников или встав у них за спинами. Вот и получился внутри столов незамкнутый прямоугольник, примерно три на десять. Заходи — не бойся, выходи — не плачь.

А пану Лешеку горело мне физию начистить. Согнать зло. Что и неудивительно. Не следил за базаром, вот и подставился. Даже его друзья не пошли за ним, остались в сторонке, предоставив подгулявшему ляху самому за себя отдуваться. И хоть говорят, что воробей не птица, а поляк не европеец, все-таки уже нет в их рафинированных на немецкий манер душах того единства, которое с воплем: «Наших бьют!», без раздумий кидает славянина на любого врага. «А нас рать!» — отвечали русские ратники монголам, бахвалившимся, что их де тьма и вообще — орда.

Кстати, то, что я там мастер по боксу и все такое, лучше сразу забыть. До основания академии Джеймса Фигта и стырившего чужое маркиза Куинсберри здесь еще добрая пара веков. Как и до написания правил джентльменского ведения поединков. Надо только насчет запрещенных ударов узнать. Мало ли, — если существуют ограничения типа «до первой крови». Благо варвар может этого не знать, не выходя за рамки легенды.

— Дядька Озар, есть что-то, что мне надо знать, прежде чем в круг войду?

Старшой неопределенно пожал плечами. Ну правильно. Какой вопрос, таков и ответ. Откуда ему знать, что мне ведомо, а о чем — и не догадываюсь? Зато Кузьму такие тонкости не смущали. Парень готов был поделиться со мной всем, что слышал.

— Если упадет, берегись. Может потом пылью в глаза сыпануть. Не давай себя обхватить — кушак развяжет, штаны упадут. А еще говаривали, будто ляхи лягаться горазды. И очень любят лежащего пинать, не давая подняться. Лоб под удары не подставляй, видишь — у него руки в перстнях? Порвет кожу, кровь глаза зальет!.. Впрочем… — видимо, тут Кузьма вспомнил об условиях поединка, — если решишь проиграть… — Парень неловко умолк, не желая меня обидеть даже тенью подозрения в малодушии.

— Спасибо, — я ободряюще подмигнул. — Я запомню.

Дольше тянуть не было смысла, поскольку пан Лешек уже вошел внутрь «арены» и воинственно похаживал, потрясая над головой кулаками. Надо сказать, оголенный по пояс, он производил впечатление. Толстые жгуты мышц, перевязанные узловатыми жилами, указывали на то, что лях больше времени проводил в седле, чем в мягком кресле у камина. И руки его куда чаще держали оружие, чем ложку и чашку. Такой быстро не устанет. Может, и впрямь, не привирали летописцы, утверждая, что особенно кровавая сеча могла длиться весь день? И прерывалась только кромешной тьмой.

А что я могу ему противопоставить? В свете цивилизованного образа жизни и пары незапланированных трансформаций? Каков я теперь? В лучшей форме, или выдохся от превратностей судьбы и прочих излишеств?

Камзол и рубаху долой. Это правильно. Кожа — сама зарастет, а вещи денег стоят. Нечего их попусту трепать. Удар не смягчат, а порваться могут.

Оу! Это я?!

Годится!.. И хоть Фома все время твердил, что у хорошего боксера мышцы должны быть как у пловца, то есть — длинные, выносливые, а потому вечно отгонял нас от штанги и гирь, разрешая исключительно турник и брусья, — эта рельефность мне определенно нравилась. Сантиметров шестьдесят в окружности, не меньше. А было — сорок семь! Да и на грудях не меньше очередного размера прибавилось. Образовались этакие броневые пластины, даже на вид очень плотные. Ну не щупать же привселюдно себя за сиськи, проверяя их упругость.

Но самое главное — вожделенные кубики пресса! Чего я только ни делал, сколько пота в зале ни пролил, а они, подлюки, никак не хотели вырисовываться. Удар ногой держал, а виду никакого.

Ладно, потом полюбуюсь. Пора!

В трибунах рев, в трибунах свист:

«Ату его, он трус!»

Будкеев лезет в ближний бой,

а я к трибунам жмусь.

Приветствие, рукопожатие и прочие поклоны судьям здесь тоже были упразднены. Вернее, еще не введены. Да и зачем? Вошел в круг — дерись. Здесь только ты и враг! Ладно, всего лишь противник. Но ведь он не силами померяться, а за кровью твоей пришел!.. Так будь мужчиной — возьми его!

Лешек сорвался с места, словно был не на ринге, а на спринте. В несколько длинных прыжков преодолел разделяющие нас метры, и если б я не ожидал чего-то подобного, то — скорее всего, сбил бы меня с ног банальным толчком плеча в грудь. А так — я успел среагировать, отшагнул в сторону. Лях пробежал мимо, как бык рядом с тореро.