Книга Красная луна - Бенджамин Перси

Клэр всегда очень любила этот осенний ритуал. Отец получал разрешение на вырубку, и они вдвоем отправлялись на машине в угодья лесничества. Спиливали несколько специально помеченных стволов, обрубали ветви и грузили бревна в кузов грузовика. А следующие несколько недель кололи дрова возле дома.

Девушка вспоминает отца. Боль, пронзающая сердце, такая же сильная, как и боль в запястье. Она старается не обращать на нее внимания, когда поднимает колун. Погода нежаркая, но они с Мириам обливаются потом. Пришлось снять свитера и таскать дрова голыми руками. Теперь кожа на руках зудит. Тетя постоянно оглядывается на деревья, то и дело дотрагивается до висящего на поясе «глока».

Рукоять топора отполирована до блеска многочисленными прикосновениями. Клэр замахивается, и лезвие с глухим кашляющим звуком врезается в бревно. Дерево высушили неправильно, сердцевина у него влажная и белая, как яблочная мякоть, и плохо поддается. Некоторые бревна приходится колоть при помощи клиньев и кувалды. Руки приятно ноют от работы.

Они работают молча, им хорошо в обществе друг друга, но в какой-то момент Мириам не выдерживает:

— Что ты знаешь о своих родителях?

Клэр ждала этого, ведь сама она не знает, как подступиться к тете. Удар получается неточным, и лезвие застревает в древесине. Девушка дергает топор и пинает бревно ногой.

— Ну… Мама любит шить лоскутные одеяла. И не пользуется косметикой. Маринует помидоры, огурцы и свеклу. Читает по книге в неделю, обычно исторические романы или мемуары политиков. Любимый цвет — желтый.

Только тут Клэр замечает, что рассказывает в настоящем времени. Ну и пусть.

— Папа…

Мириам забирает у нее топор и заносит его над бревном.

— То есть на самом деле ты ничего не знаешь о своих родителях.

— Они самые скучные люди на белом свете. Что такого я должна о них знать?

Мириам подается вперед и опускает топор. Полено раскалывается надвое, а лезвие врезается в колоду.

— Ясно, тебе ровным счетом ничего не известно.

Светлая полоска на небе постепенно тает, все ближе подступает темнота. День еще не закончился, но ночь уже рядом. Август отвозит Чейза в свой дом в Кейзере. Белый особняк в неоколониальном стиле с темными занавесками на окнах. Гостей он к себе никогда не приглашает. Белые голые стены сохранились точно в таком виде, как когда он въехал. Комнаты пустуют, только в кухне несколько стульев и стол из «ИКЕА», в гостиной — телевизор с широким экраном и диван, а в хозяйской спальне наверху — кровать. Самая важная часть дома — кабинет. Там громоздятся шкафы с документами, полки забиты книгами, а два письменных стола образуют букву «Г».

Подвал не отделан: стены из голого кирпича, потолок с торчащими балками, в наклонном бетонном полу — сток. Тускло светят три голые лампочки. Окна Август забил фанерой и звукоизолировал, теперь никто не заглянет внутрь и ничего не услышит. По его заказу охранная фирма установила в подвале стальную клетку с толстенными железными прутьями, каждое соединение выполнено при помощи сварки. Дверные петли держатся на болтах с фланцами, замок сделан из специального закаленного сплава.

Из большой раковины тянется садовый шланг. Август воспользуется им позже — смоет дерьмо и кровь, которые пенящимся потоком потекут в сток.

— Ненавижу это все, — говорит Чейз, останавливаясь перед клеткой.

— Я знаю. — Август кладет руку ему на плечо, чтобы продемонстрировать понимание, и слегка подталкивает вперед. — Сними одежду, ты же не хочешь ее порвать, как в прошлый раз.

Чейз не становится больше, просто рвет одежду когтями от возбуждения. Он снимает парадную форму и бросает ее возле клетки. Его грудь крест-накрест пересекают отметины от когтей. Левая рука сплошь покрыта красными шрамами.

Дверь клетки захлопывается со щелчком. Август усаживается на раскладной алюминиевый стул, поправляет очки и складывает руки на коленях. Ну точь-в-точь как завсегдатай в театре: сейчас померкнет свет и поднимется занавес.

Чейз трансформируется каждую ночь. Август на этом настаивает. Нужно выпустить заразу из организма, измотать себя. А еще нужно нормализовать процесс и научиться его контролировать. Чейз жалуется, что трансформация проходит тяжело, каждая косточка ноет, на него словно набрасывается разъяренный осиный рой. Вот Уильямс с криком падает на пол. Тело содрогается, будто через него пропускают электрический ток. В статьях, которые читал Август, говорится, что со временем процесс протекает легче. Это как с нервом: если по нему постоянно бить, он отмирает.

— Этого никогда бы не случилось, если бы ты меня слушал, — шепчет Ремингтон.

Словно в ответ на его слова, Чейз бросается на прутья. А из него получился бы неплохой берсерк, как те скандинавские ликаны в древности, которые доводили себя до исступления, трансформировались и сражались, впав в боевой транс.

На это потребуется время, возможно, уйдут месяцы. В детстве у Августа было несколько собак. При должной тренировке все они рано или поздно выучивались гадить на улице и приносить ему тапочки. Ремингтон уверен: Чейз не станет исключением.

— Правильно, дружище?

Губернатор кругами бродит по клетке, когти рассекают воздух, зубы щелкают, выбивая какой-то неведомый код. Он прижимает деформировавшееся лицо к прутьям. Глаза дикие, клыки оскалены.

В углу в подвале стоит холодильник. Август достает оттуда пакет с сырым фаршем, вскрывает пластиковую упаковку и запускает пальцы в кровавое месиво. Один за другим он скатывает маленькие мясные шарики, бросает их в клетку и со странной, едва заметной улыбкой наблюдает, как Чейз заглатывает их.

Глава 16

На черном подносе раскорячилась мертвая лягушка. Брюшко разрезано, внутренности блестят, словно драгоценные камни. Патрик тычет в нее ножницами и скальпелем и делает на листочке пометки. Он дышит ртом, поэтому почти не чувствует запах формальдегида. Правая рука, в которой зажаты ножницы, все еще болит. После полнолуния минула неделя. Тогда он спас девушку на обочине шоссе. А на следующее утро не мог понять: случилось ли все наяву или во сне, странном сне, о котором напоминают лишь ободранные костяшки пальцев на правой руке.

У доски учитель что-то рассказывает о трехногой лягушке. Бородатый мистер Нидей с пятнами пота под мышками. Говорит о пестицидах, из-за которых мутации происходят все чаще, о стремительном сокращении популяции лягушек. Нужно что-то предпринять, иначе…

Внимание Патрика переключается на завибрировавший в кармане телефон. Гэмбл оглядывается на учителя — тот все еще занят трехногой лягушкой — и достает мобильник. Эсэмэска от Малери: «Забей на обед. Жду у джипа».

Патрик так ошарашен, что даже не замечает, как сзади подходит Нидей. На вопрос, как продвигается работа, он отвечает: «Хорошо». И тут же, сам того не замечая, рассекает скальпелем лягушачье сердце.