Книга Секретные архивы ВЧК-ОГПУ - Борис Сопельняк

— Назовите страны, в которых вы проживали.

— Кроме Швейцарии это Италия, Австрия, Финляндия, Румыния, Латвия, Литва и Германия.

— Сколько раз вы арестовывались, судились и отбывали наказание?

Сухой язык протокола улыбок не фиксирует, но наверняка, отвечая на этот вопрос, Платтен победоносно усмехнулся и снисходительно посмотрел на безусого лейтенантика.

— Это было неоднократно. Три раза в Швейцарии, — начал загибать он пальцы,—затем в Литве, Латвии, Румынии, Финляндии и Германии. Из одних тюрем я бежал, из других отпускали под залог, бывало и так, что обменивали — так случилось в Финляндии, где меня обменяли на белофинских офицеров.

А потом пошел так называемый конвейер: допросы продолжались круглыми сутками, следователи менялись, а от измученного Платтена требовали не только подтверждения предыдущих показаний, но и новых данных о друзьях, знакомых и совсем незнакомых людях. Так следователи подошли к одному из самых главных вопросов.

— По какой причине в августе 1937-го вы были исключены из рядов ВКП (б)?

— Это случилось в связи с арестом моей жены, — вытер повлажневшие глаза Платтен. — Она работала в Коминтерне, выполняла ответственные задания, а потом за ней пришли. Был суд. Она получила большой срок за то, что являлась не только троцкистской, но еще и шпионкой — английской и германской одновременно. Бред и чушь! — неожиданно для себя вспылил Платтен. — Моя Берта — шпионка?! Я этому не верю. Произошла ошибка. Трагическая ошибка.

—У нас есть кому разбираться с ошибками,—выразительно посмотрел на потолок Шейн. — А пока что я жду ответа на вопрос: за что вас исключили из партии?

— За притупление политической бдительности и за неразо-бпачение жены,—криво улыбнулся Платген.—Как вам формулировочка, а? Неужели я не смог бы поставить свою жену на место, если бы заметил в ее поведении что-нибудь неподобающее!

Младший лейтенант Шейн перебирал какие-то бумаги—это были ответы различных инстанций на его запросы — и вдруг удивленно воскликнул:

— Гражданин Платген, а из партии-то вас, оказывается, исключали дважды!

— Как это — дважды? — не понял Платтен.

— Вы апелляцию в вышестоящие органы подавали?

— Подавал.

— Так вот, ваша апелляция была удовлетворена и в партии вас восстановили, со строгим выговором, но восстановили. Но это еще не все, — поднял указующий перст Шейн. — Когда вас арестовали, вы были коммунистом, с выговором, но коммунистом. Но коммунист под следствием — это недопустимо, поэтому из партии вас снова исключили. Вот выписка из решения Красногвардейского райкома партии, — потряс он какой-то бумажкой, — «Платтена Ф.П. как врага народа из рядов ВКП(б) исключить».

Платтен покрылся холодным потом, натужно закашлялся, вцепился в схваченное спазмом горло и рухнул на пол.

— Врача! — закричал Шейн. — Быстрее! Он мне нужен живым.

Три дня Фриц Платтен приходил в себя. А потом снова пошел конвейер. Следователи надеялись без особого труда сломать немолодого больного человека, но перед ними был не инвалид, а богатырь, зубр, который оказался им не по зубам. Чем глубже они забирались в биографию Платтена, тем больше в этом убеждались. К тому же всплывали такие имена и такие детали истории страны, что у них зябко передергивало плечи. А прочитав все показания подследственного, они убоялись содеянного и... выдрали из дела более сорока страниц, уничтожив при этом и фотографии. Как и все остальное, это сделано грубо и топорно, например, фотографии, скорее всего, сожгли, а конверты из-под них, да еще с подписями, остались.

— На предыдущем допросе вы показали, что были арестованы в Финляндии. При каких обстоятельствах это произошло? — задал уточняющий вопрос следователь.

Платтен откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и, барабаня пальцами по колену, устремил взгляд в далекое прошлое.

— Это было в 1919-м, — начал он.—После первого конгресса Коминтерна я получил задание доставить материалы конгресса шведским коммунистам. Кроме того, по личному поручению Ленина я должен был передать золотую валюту и бриллианты на оказание помощи компартии Швеции. Так как незадолго до этого я сопровождал спецвагон, в котором ехал Ленин, меня там хорошо знали. Риск ареста был слишком велик, поэтому я взял с собой внешне неприметную швейцарскую комсомолку Боллингер. Так оно и случилось: полиция охотилась за мной, а я, как вы понимаете, от ее агентов особенно-то и не прятался, и, в конце концов, меня арестовали. Пока за мной следили, а потом допрашивали, финская наружка стала менее плотной. Что и требовалось доказать! Пока возились со мной, товарищ Боллингер спокойно выполнила задание, передав документы, золото и бриллианты по известному ей адресу.

Можно себе представить полуобморочное состояние следователей. Ленин... спецвагон... золото... бриллианты. Кошмар какой-то! Разве мог самый святой из всех святых отправить золото каким-то сытым шведам, когда в России голод, холод и разруха?! Ведь шел 1919 год. Деникин, Колчак и Юденич, кажется, вот-вот возьмут Москву и Петроград, народ вымирает сотнями тысяч, а в Кремле, оказывается, полно бриллиантов, которые за здорово живешь отдают каким-то шведам.

Рехнуться можно! Ведь на эти бриллианты можно было купить горы хлеба и спасти от голодной смерти тысячи пролетариев и верных советской власти крестьян. Нет, нет, не было этого! Не было, и не мото быть! А этот, то ли немец, то ли швейцарец врет, не был он в Финляндии и кощунственного задания Ленина не выполнял!

Выполнял, гражданин следователь, выполнял. И эта страница протокола, к счастью, сохранилась.

— Как долго вы находились в финской тюрьме? — придя в себя, уточнил Шейн.

— Пустяки, всего четыре месяца, — как бы между прочим бросил Платтен. — Когда Боллингер вернулась в Москву и доложила о выполнении задания, финской стороне было предложено обменять меня на белофинских офицеров, которых чекисты на всякий случай задержали в Москве.

— Так, с этим ясно, — устало потянулся Шейн. — А что за история с вашей гибелью в результате аварии самолета?

— Гибелью? — усмехнулся Платтен. — Тогда кто же сидит перед вами? Нет, я уцелел, хотя с курса мы сбились и в сплошном тумане сели не в Будапеште, а где-то под Бухарестом. Вы человек молодой и, может быть, не знаете, что с 21 марта по 1 августа 1919 года существовала Венгерская советская республика. Все это время власть принадлежала рабочим, были национализированы банки, введено бесплатное образование и, самое главное, заключен союз, в том числе и военный, с Советской Россией. Ленин пообещал венграм всестороннюю помощь, а для изучения обстановки на месте послал в Будапешт меня.

Но я долетел не до Будапешта, а до Бухареста. Румыны меня тут же арестовали, объявили, что мне грозит расстрел, и бросили в тюремную крепость под названием Жилява. В каких только тюрьмах я не сидел, но такой мерзости, гнусности, грязи и жестокости, как в Жиляве, никогда не встречал. Пришлось объявлять голодовку. Из нее меня быстро вывели. Тоща я объявил голодовку повторно. Снова вывели. И так четыре раза подряд. Я уже готовился к пятой голодовке, когда ворота тюрьмы неожиданно распахнулись.