Книга Последняя инстанция - Патрисия Корнуэлл

Развязываю лямки халата, снимаю с лица защитную маску, чепец.

— Попробуйте с этим поторопиться, внести в компьютер, — говорю ему деловито, без особого дружелюбия. У Марино от меня секреты, а меня раздражает, когда взрослые люди петушатся, словно безмозглые подростки. — У нас неприятности.

Он переключает внимание с Турчанки на меня. Мигом посерьезнел.

— Я, пожалуй, перекурю, а ты мне расскажешь, какая тут у вас заваруха, — говорит Марино, впервые за много дней встретившись со мной взглядом.

Я работаю в здании для некурящих, что вовсе не значит, будто никто из неофициальных авторитетов не пытается закурить прямо в кабинете в присутствии людей, которые точно на них не накапают. В морге же я не иду ни на какие уступки: здесь не курят, и точка. Меня не здоровье «постояльцев» волнует, я забочусь о живых: в морге недопустимо подносить что-либо ко рту, будь то выпивка, еда или жвачка. Для курения в погрузочно-разгрузочном отсеке отведено специальное место возле аппаратов с газированной водой: два кресла и пепельница на подставке. В холодное время года здесь холодно и неуютно, зато можно уединиться. Убийство в округе Джеймс-Сити не входит в рамки прямых обязанностей Марино, однако мне необходимо рассказать ему об одежде.

— Знаешь, меня не покидают дурные предчувствия.

После этого вступления ввожу Марино в курс дела. Он небрежно стряхивает пепел мимо пепельницы; Марино едва умещается в пластмассовом креслице. Холодно, видно, как изо рта пар выходит.

— Ага, вот и я о том же, — говорит он. — Совпадения, конечно, всякие бывают. Но факт остается фактом: страшные штучки выделывает эта семейка Шандонне. Вот бы еще знать, что нам грозит, если гадкого утенка посадят в Штатах за убийство — особенно теперь, когда такая шумиха поднялась вокруг его крестного папочки. Знаешь, нехорошие это люди, от них чего угодно можно ожидать. Я лишь теперь по-настоящему их разглядел: очень, очень плохие, — загадочно добавляет он. — Не нравится мне эта шайка. Я когда только начинал, они всем заправляли. — При этих словах его взгляд становится жестким. — Черт, да они и по сей день карты сдают с одной лишь разницей: игра идет без правил, никто никого не уважает. Не знаю, какого черта наш жмурик забыл возле Джеймстауна, да только не достопримечательности он смотреть приехал, это точно. И Шандонне в больнице, в каких-то шести километрах оттуда. Да, дела.

— Марино, давай-ка Интерпол подключать, — говорю я.

Для этого Марино придется связаться с представителем международной организации в полиции штата, который, в свою очередь, передаст информацию по делу в Центральное управление в Вашингтоне. От Интерпола мы хотим, чтобы нашего покойничка объявили в международный розыск и протрясли внушительную разведывательную базу данных Генерального секретариата, который заседает в Лионе. Извещениям присваивают цветовые коды: красный подразумевает немедленный арест с возможностью выдачи государственного преступника; синий используется для розыска тех, чья личность до конца не установлена; зеленый — предупреждение о преступниках-рецидивистах, таких, как растлители малолетних и распространители порнографии; желтый — для розыска пропавших без вести. Черным помечают неопознанные трупы. Это дело будет уже вторым черным извещением за год; первым был Томас Шандонне, обнаруженный в ричмондском порту, в грузовом контейнере.

— Ладно, посылаем в Интерпол фото, отпечатки и информацию по вскрытию, — делает для себя заметки Марино. — Сейчас же и займусь. Надеюсь, Стэнфилд не заподозрит, что я его хлеб отнимаю. — Больше похоже на предупреждение. Марино не боится обойти в чем-то Стэнфилда, просто не хочет занудства.

— Он вообще ничего не заподозрит.

— Эх, а ведь полно в их округе хороших копов, — вздыхает Марино. — Видишь ли, у Стэнфилда шурин — член палаты представителей, Мэтью Динвидди, вот и пожалуйста, нашему голубчику уважение и почет. Да из него такой же следователь, как из Винни Пуха.

— Посмотрим, что получится у тебя, — говорю я Марино.

Он раскуривает очередную сигарету, блуждая по помещению взглядом: котелок варит, сразу видно. Ни за что не закурю, хотя жуть как хочется. Какая же я дура, что с первого раза не бросила. Это только кажется, что одна сигаретка не повредит, а там — пошло, одна за другой...

Повисло неловкое безмолвие. Наконец я поднимаю вопрос о Шандонне, а также сообщаю новости, которыми меня в воскресенье Райтер «осчастливил».

— Может, расскажешь наконец, что тут происходит? — тихо намекаю Марино. — Насколько я в курсе, утром его вывезли из больницы, и, надо понимать, ты там присутствовал. И с Бергер уже встречался.

Он делает затяжку, не торопясь с ответом.

— Верно, док. Настоящий гадюшник. — Слова выплывают с облачками дыма. — Репортеры даже из Европы притащились. — Марино взглянул на меня, и стало ясно, что расскажет он далеко не все. Как печально. — Я бы таких в Бермудском треугольнике сбрасывал, чтобы ни одна живая душа с ним не говорила. Не то чтобы на память щелкать... Не поверишь: его так цепями обмотали, на линкор бы хватило, и вели как слепца. На глазах бинты, он корчится, будто боль снести не в силах. Эх, да что там...

— Ты с ним говорил? — главное, что меня интересует.

— Ну уж нет, не я тут звезда ток-шоу, — невнятно отвечает Марино, глядя куда-то в пустоту. — Ему вроде как новые роговицы собираются пересадить. Столько людей даже очки себе позволить не могут, а этой волосатой погани роговицы подавай!

Валяйте, налогоплательщики, скинемся, что нам, жалко, что ли? Оплачиваем же мы всех этих докторов и медсестер, которые вокруг него крутятся. — Яростно смял в пепельнице сигарету. — Пойду, пожалуй. — Он неохотно встает. Слова на языке вертятся, а сказать не решается. — Мы с Люси попозже договорились пивка хлопнуть. У нее для меня вроде какие-то сногсшибательные новости.

— Ладно, передай, я разрешила.

Он искоса на меня взглянул.

— Так что, теперь мне в ожидании томиться?

Хотела было сказать, что, мол, первым пусть выкладывает.

— Даже не намекнешь? К чему хотя бы готовиться-то? Только не говори, что она беременна, — иронизирует Марино, придерживая передо мной дверь. Мы выходим.

В аутопсическом зале Турчанка уже обмывает из шланга мое рабочее место. Слышится плеск воды, громко бряцают железные инструменты: она протирает губкой стол. Видит нас и, перекрикивая шум, сообщает, что меня обыскалась Роза. Направляюсь к телефону.

— Суды закрыты, — сообщает секретарь. — Но в прокуратуре сказали, что Райтер так и так твои показания сам будет зачитывать. Поэтому не суетись попусту.

— Вот обида. — Как его Анна назвала? Бесхребетный.

— И еще из банка беспокоили. Некто по фамилии Гринвуд просил перезвонить. — Секретарша диктует номер.

Каждый раз, когда звонят из банка, мною овладевает паника. Либо инвестиции накрылись, либо карточка погорела из-за того, что у них там компьютер загнулся, или еще какие-нибудь проблемы. Соединяюсь с мистером Гринвудом из отдела частных вкладов.