Книга Бледный гость - Филип Гуден

– Похоже, мастер Ревилл, вам никак не выйти из роли. Вы говорите в точности как пылкий Лизандр!

– Допустим, Лизандр тут ни при чем, – возразил я, пытаясь сообразить, как долго еще смогу держать все в тайне.

Да и имел ли я право рассказать ей о своих чувствах? В висках бешено колотилась кровь. Пламя факелов вдруг показалось мне расплывчатым эфиром в нежном, наполненном мотыльками воздухе. Я понял: это, без сомнений, любовь (хотя часть меня продолжала отчаянно сопротивляться наваждению). Все симптомы налицо.

Но едва я открыл рот, чтобы произнести речь, которая могла бы круто изменить мою жизнь (или, скорее всего, оставить все как есть), как увидел, нет, скорее почувствовал, что еще кто-то приближается к нам в темноте.

– Кутберт! – Девушка его тоже заметила.

– Кэйт! Как тебе мой Деметрий? Я был хорош, правда?

– Более страстного любовника мне не приходилось видеть, друг мой.

– Поначалу я немного волновался, но потом все пошло как по маслу. Вот Николас уверяет, что я был просто великолепен.

– О да, – промямлил я, – великолепен.

– Скажи, Ник, когда мы искали друг друга в тумане…

– Когда ты преследовал меня с обнаженным мечом… тебе не приходило в голову, что вместо того, чтобы зайти вот с этой стороны, гораздо эффектнее вышло бы, если…

Я понял, что пора уносить ноги.

– О, боюсь, вы должны меня извинить, мне необходимо вас покинуть, – выпалил я, буквально сбегая от них.

Сказать по правде, появление Кутберта стало для меня своего рода спасением, потому что я опасался насмешек со стороны Кэйт в ответ на объяснения в любви. Но мне вовсе не хотелось обсуждать с ним идеи возможных преобразований в постановке пьесы, сделавших бы ее более захватывающей и смешной.

Нет, в Кэйт он найдет лучшего собеседника.

Мои приятели, вдоволь получив причитавшихся им аплодисментов и похвал, теперь шли и попивали эль, желая восполнить буйное пиршество и возлияния, прерванные необходимостью отыграть в спектакле. Быстро нагнав их и увидев Сэвиджа, я вспомнил, что он должен мне окончание истории о двух мальчиках.

– Послушай, Лоренс, – сказал я, стараясь сдерживать нетерпение, хотя и жаждал услышать продолжение рассказа. – Давай-ка проясним кое-что. И на этот раз обойдемся без тайн и недомолвок. Ты ведь говорил о себе, о своем брате и о своей матери, так ведь?

– Как ты догадался?

– Просто слушал.

Лоренс отхлебнул из кружки местного эля. Потом заговорил:

– Как я уже сказал, двое сыновей бедной вдовы болтались по берегу реки Флит. Младшему вскоре наскучило слушать брата, и он потопал на своих крепеньких ножках на другую сторону улицы, потому что там что-то сверкало на солнце. Старший же замечтался и ухода малыша не заметил.

Все еще одетый в костюм Мотка, Сэвидж сделал паузу для очередного глотка из кружки. Мне показалось, что картина из прошлого вновь разворачивается у него перед глазами. Я бы поторопил Лоренса, но мрачное, сосредоточенное выражение его лица заставило меня промолчать.

– Неожиданно из-за угла показалась группа всадников, скачущих во весь опор, будто сам дьявол хватал их за пятки. Старший мальчик слышит их быстрее, чем видит, и бросается к брату, оказавшемуся прямо у них на пути. Но слишком поздно. Малыша забивает копытами несущаяся лошадь, а затем и следующая. Несутся они так бешено, что тело ребенка отшвыривает к обшарпанной стене дома. Старшего обдает жаром тел всадников и коней, и он поначалу не понимает, что произошло. Он поворачивается и видит съежившийся у стены комок тряпья. На улице всегда полно мусора, но он не помнит, чтобы эта самая груда тряпок находилась здесь прежде. Потом до него доходит, что это такое.

Лоренс еще раз глотнул эля. Глаза его влажно заблестели. Он вспотел. Чуб прилип ко лбу.

– Я перебежал дорогу и поднял этот ком на руки. Томас, конечно, был мертв. Если первая лошадь его не прикончила, то это сделала вторая. Или третья, или четвертая, а потом его с силой откинуло к стене. Череп его был расколот, содержимое вытекло наружу. Моя мать как раз в этот момент вышла по какому-то делу на улицу. Наверно, я плакал или кричал, уже не помню. Мы забрали тельце в дом и уложили на сундук, служивший нам столом. Томасу было всего полтора года.

Лоренс вновь поднес кружку к губам.

– Сестер и братьев, потерянных прежде, я не слишком оплакивал, наверно, потому, что они умирали еще во младенчестве. Но к Томасу я сильно привязался.

– Это страшная история, Лоренс, мне жаль твоего брата, – покачал я головой, – но все же есть правосудие. Уверен, виновников смерти Томаса призвали к ответу.

– Не призвали, – мрачно усмехнулся Сэвидж. Даже зловеще. – Они оказались слишком богаты и могущественны, по крайней мере один из них.

– Но перед законом все равны, – возразил я, твердо веря в то, что говорю.

– Не торопись. Позднее, тем же днем, когда тело Томаса лежало, завернутое в саван, в маленькой колыбельке, его последнем приюте перед могилой, нам нанес визит один человек. Джентльмен, судя по манере говорить и вести себя. Он сказал, что слышал про постигшее мою мать несчастье, и попросил принять его соболезнования. И не только соболезнования, как выяснилось тут же. В руке у него появился тугой кожаный мешочек, и содержимое его он высыпал на крышку сундука, того самого, где недавно лежало тело моего брата. Я видел, как приковали к себе взгляд матери серебряные монеты и как на нее влияли манеры посетителя. Она всегда была падкой на обходительный тон и соответствующее обращение. Как я сказал раньше, я уже был достаточно взрослым, чтобы понимать, как устроен этот мир. Наш гость дал ясно понять, что эти деньги будут принадлежать матери, если она не поднимет вокруг смерти ребенка шумихи или поднимет, но не больше той, которую может себе позволить женщина, живущая в таких условиях, как наши. Этим он хотел сказать, что обитатели местных трущоб мало чем отличаются от крыс, рыскающих по берегам Флит. Почти каждый день чей-нибудь ребенок вываливался из окна, или тонул в реке, или его затаптывала лошадь. Так что ничего из ряда вон выходящего не случилось. В обмен на то, что мать не станет обращаться к следователю, виновная сторона обязуется выплатить ей определенную сумму через три месяца, когда Томас будет благополучно похоронен и забыт. Последнего посетитель не сказал вслух, но это то, что он подразумевал.

– Кем он был?

– Позже я выяснил, что это был не кто иной, как дворецкий Элкомба, Освальд Иден, который до сих пор служит у него и которому мы обязаны столь «теплым» приемом. Он ехал на второй лошади. Думаю, хозяин и слуга спешили по какому-то важному делу. У Элкомба особняк где-то в Уайтфрайерзе.[19]

– Но это был несчастный случай.