Книга Рам-рам - Сергей Васильевич Костин

Хорошо, мы захватили с собой путеводители! В них, например, говорилось, что когда Индия добилась независимости, страна состояла из пятисот с лишним разного размера государств, с правителями каждого из которых англичане договаривались по-своему. В 1947 году Махатма Ганди и Неру заключили со всеми этими навабами, раджами и магараджами сделку: те отказывались от трона и королевских земель, а взамен освобождались от уплаты налогов и сохраняли все свое движимое и недвижимое — кроме земли — имущество, в том числе, многочисленные дворцы. В 70-е годы дочь Неру Индира Ганди лишила бывших правителей и этих привилегий, но большинство из них уже успело приспособиться к новому строю. Отец нынешнего магараджи Джайпура был индийским послом во франкистской Испании. А сам Савай Бхавани Сингх, профессиональный военный, как очень многие сикхи, храбро сражался во время индо-пакистанской войны 1971 года. Однако, поскольку магараджа был теперь во многом приравнен к другим гражданам, две свои резиденции, как я уже говорил, он превратил в роскошные гостиницы, а дворцы частично открыл для туристов.

Мы с Машей часа полтора побродили по постройкам, ставшим музеями, вход в которые охраняли служители в белых одеждах и красных тюрбанах. Во всем эта чрезмерность! Если выставлять паланкины — так все, штук двадцать! Если украшать сабли камнями, так в таком количестве, что они уже не воспринимаются как драгоценные. Если расшить золотыми и серебряными нитями парадное платье жены магараджи, махарани, так весить оно будет 16 килограммов, поэтому махарани переносили в нем, как куклу — двигаться самостоятельно она была не в силах.

Всех этих подробностей я с прошлого раза не помнил, так что на какое-то время даже позабыл о цели нашего посещения дворца. Но Маша бдительности не теряла.

— Мы можем попасть в следующий двор вон по тому узкому проходу. Тогда, если за нами кто-то идет, он обязательно засветится.

Действительно, если к нам рекомендовали присмотреться в ресторане, то и в городе по нашим следам было бы логично послать наружку.

Неспешным шагом отдыхающих мы свернули с основной туристической тропы. Скамеек во дворе не было, поэтому мы присели на ступеньки. Маша сделала вид, что изучает путеводитель, обмахиваясь купленной нами у входа брошюркой про Городской дворец. Днем на солнце температура была под тридцать, не меньше. А я принялся просматривать на дисплее фотоаппарата только что сделанные мною снимки. После поездки в Афганистан, где я играл роль режиссера, пристрастился к фотографии и не расстаюсь со своим аппаратом.

Однако исподлобья я следил за проходом, через который мы только что прошли. Кто там был у нас в тылу? Первыми из арки вошли во двор два парнишки лет шестнадцати, держащиеся за руку.

— Это кто, «голубые»? — поинтересовался я.

— Нет. Скорее всего, братья.

За братьями во двор бойко, как разноцветные шарики вкатилось целое семейство. Оно состояло из крупного мужчины с усами особой, чисто индийской формы: очень густые, закрученные кверху — вы видели такие на картинах о восстании сипаев. Один ребенок был у мужчины на руках, второй — вцепился в руку, а гроздья остальных шли чуть сзади рядом с матерью.

Я отметил это по прошлым двум приездам, но потом забыл: во всех музеях, фортах, дворцах — везде, где есть, что посмотреть — всегда очень много индийских посетителей. Это не только группы школьников или студентов, которых приводят сюда организованно. Очень часто видишь семьи, причем не только супружеские пары с детьми, но и стариков. Такие выходы для них — праздник: на мужчинах белые рубашки, женщины в нарядных сари или пенджаби, дети в начищенных туфлях. Часто перед входом в какой-нибудь дворец видишь экскурсионный автобус, из которого выходят не немцы или японцы, а жители соседнего штата — а то и индийцы, которые пересекли половину огромной страны. Вы можете представить себе что-либо подобное, например, в арабской стране? Даже если билет на автобус и вход в музей будут стоить копейки? Нет, Индия при всей ее невероятной грязи и нищете еще и это!

Я уже пересмотрел сделанные мною в то утро снимки. А во двор вошла еще только пара молодых европейцев с рюкзачками на спине и все.

— Ты уверена, что правильно расслышала того метрдотеля в ресторане? — спросил я.

— А ты уверен, что правильно расслышал меня?

Это был ответ на мой вопрос. В смысле, я-то в себе уверена — за собой смотри!

Может, действительно метрдотель просто обратил внимание, что мы слишком долго ждали, пока нас обслужат?

5

Барат Сыркар никак не хотел везти нас к ювелиру, у которого купил кольца Ромка. Он явно хотел препроводить нас туда, где за каждого привезенного туриста он получал комиссионные. Он твердил нам про завышенные цены на центральных улицах, про огромное количество подделок, но мы проявили непреклонность.

Лавка достопочтенного ювелира со звучным именем Баба находилась, как оказалось, совсем рядом с нашей гостиницей. И прямо напротив Дворца ветров, на что, кстати, указывало и ее название. Как просветила меня Маша, Хава Махал в переводе означает именно Дворец ветров. Это, на самом деле, фантастическое сооружение, похожее одновременно на гигантский орган и на соты с множеством крошечных комнаток. Вместо окон в них — каменные решетки, через которые многочисленные женщины магараджи могли наблюдать за жизнью города, скрытые сами от взглядов прохожих. Часть комнат находится под куполами, отражающими солнечные лучи, и все без исключения не имеют задней стены. По этой причине по анфиладам дворца всегда гуляет ветер — отсюда и название.

Уже на дальних подступах к лавкам, как водится, нас встретила компактная стайка мальчишек-зазывал. Мы отважно прокладывали себе путь, пока их не осталось только двое. Поняв, куда мы направляемся, один из мальчишек ретировался, а второй обогнал нас на лестнице — лавка размещалась на втором этаже — и торжествующе распахнул перед нами дверь, как если бы мы оказались здесь исключительно в результате его предприимчивости и настойчивости. У него была смешная мордаха: на совершенно детском узком лице улыбка открывала два больших, уже взрослых, передних зуба. Он был похож на кролика или, скорее, белку.

— Добро пожаловать! — приветствовал нас ювелир, вставая с глубокого кресла в глубине лавки.

Это был сикх лет сорока с небольшим: бородатый, в тюрбане на голове и с огромным серым персидским котом в руках. Зрелище это было таким, что я — надеюсь, только внутренне — вздрогнул. У человека и кота было одно лицо: круглое, сытое, с густыми бровями, пухлыми щечками и масляными глазками. Фантастический вид, я на секунду даже поплыл, потерял контакт с реальностью. Передо мной был мужчина, у которого одна голова была на плечах, а вторую он, почесывая, прижимал к груди.

Вторая, не менее примечательная, особенность этого двуглавого раджпута: лицо и у человека, и у кота выражало, помимо неги и довольства, необычайную горделивость. Мне и честолюбие, и тщеславие скорее чужды, но допускаю, что у меня могло бы быть такое выражение, если бы я сделал нечто превышающее человеческие силы и достойное тысячи Нобелевских премий. Например, если бы я изобрел мурлыкание, а потом научил этому кошек всего мира.