Книга Без страховки - Михаил Серегин

Пройти вертикальную трещину с предполагаемой легкостью не удалось. Очень мешала сумка за спиной. Чистяков не раз уже подумывал о том, чтобы бросить ее, но перед глазами сразу же представало как по волшебству лицо Ольги Синицкой с презрительным выражением. Приходилось отгонять обоих – и мысль о том, чтобы избавиться от сумки, и образ врача бригады. Причем «светлый» образ раздражал гораздо больше. Выбравшись из трещины на облюбованный еще внизу карниз, Игорь остановился и прислонился лицом к стене. Руки дрожали, дышал он тяжело, с хрипом. Сердце колотилось в груди, как у школьника на первом свидании.

Долго отдыхать было нельзя. Здесь, на верхотуре, ветер пронизывал насквозь, а спина у Чистякова была мокрой еще после возни со спасательной корзиной. Восстановив кровообращение и дыхание, Игорь осмотрел следующий участок, который ему предстояло преодолеть. Больше возможности вот так спокойно отдохнуть у него не будет. Справимся, не впервой, подбодрил себя Чистяков и положил ладонь левой руки на первый уступ.

Когда спасатель, подтянув свое тело на дрожавших от напряжения руках, втащил себя на кромку скалы, то сил подняться на ноги у него уже не было. Чистяков кое-как освободил плечи от лямок сумки, отпихнул ее в сторону и перевалился на спину. Это было блаженство. Во-первых, он это сделал. Мысль льстила самолюбию, но где-то внутри потихоньку свербел маленький червячок. Никто об этом подвиге не узнает, а рассказывать самому, напрашиваясь на похвалы, как-то не совсем удобно. Было, правда, и во-вторых. Оно заключалось в том, что выхода у Игоря особого не было. Либо торчать сутки, а может, и больше там, под стеной, и ждать, когда за ним прилетит вертолет. Либо решиться на самостоятельные действия по собственному спасению. «В моем характере как раз действовать, а не ждать, – отметил Чистяков. – Я вкусно поесть люблю и спать в теплой чистой постельке. Хотя я альпинист, а значит, могу есть и спать в любых условиях, но сейчас не настроен на бытовой экстрим, – размышлял Игорь, лежа на спине и восстанавливая силы. – Лучше кусочек скального экстрима, а потом цивилизованный отдых, чем экстремальная ночевка, а может, и не одна. Холод и голод.

Чистяков лежа проделал несколько упражнений. «Что значит постоянная тренировка, – подумал он. – Без нее я бы сейчас и на ноги не поднялся, а так только руки и ноги немного дрожат». Игорь поднял перед собой руку на уровне глаз. Кисть ходила ходуном, как у паралитика. «Нет, пожалуй, тут я маху дал, – все же решил спасатель. – Тяжеловата стеночка оказалась. Даже для меня. Ладно, зато я наверху, а не там, в ожидании вертолета. Сирый, голодный и холодный».

На этой оптимистичной мысли Игорь рывком сел, а затем с кряхтеньем поднялся на ноги. Нагнувшись за медицинской сумкой у своих ног, он услышал сбоку шум скатывающихся камушков под ногами человека. Точнее, людей, и эти люди очень спешили. И тут Чистякова как обухом по голове огрело. Он вспомнил, что видел из вертолета людей, которые жались к скалам. Из-за всей этой канители с корзиной, переломом и взлетом вертолета он начисто забыл о виденном. Точнее, он сначала решил, что видел альпинистов из той группы, в которой парень попал под камнепад, а потом начисто забыл об этом. Не до того ему было. Сейчас, услышав шум шагов бегущих людей, Игорь отчетливо вспомнил, что видел пятерых. Но в группе, которую он спасал, было всего четверо. Причем один валялся внизу со сломанной ногой. Это значит, что видеть он мог только троих. Пятеро! Мертвый человек в расщелине с перерезанной веревкой. Группа Гумера, которую вел Воронин. Карта профессора с пометкой и цветком эдельвейса. Цветок эдельвейса на форменных кепи немецких горных стрелков. Гумер, приехавший из Германии.

Все это молниеносно пронеслось в голове Игоря именно в таком порядке. И все эти фразы, мысли толпились в одном месте, как вшивые перед входом в баню. Они крутились зримо и незримо в том месте, где на карте профессора Воронина красовался цветок эдельвейса и проколота была еле заметная дырочка. Последняя неуловимая, как остатки ночного холодка на рассвете, мысль звякнула колокольчиком на задворках сознания и испарилась. Это были остатки мысли о том, что все это не больше, чем нелепое совпадение, которых в мире достаточно. Испарилась, а ее место занял образ Александра Гумера, поволжского немца, уехавшего давно на постоянное место жительства в Германию, а теперь заявившегося сюда, в Приэльбрусье, с наглой улыбочкой на лице.

Именно с такой улыбочкой Гумер сейчас и стоял перед Чистяковым, появившись из-за скалы. А за его спиной показался сначала один, потом другой и, наконец, третий парень. Все те, кого Игорь тогда и встретил. Очень Серега Воронин просил его никому не рассказывать об этой встрече. И Чистяков не рассказал, жалея теперь об этом с такой злостью, что зубы сами собой скрипнули во рту.

Гумер смотрел на Чистякова с равнодушной ухмылкой. Его подручные выдвинулись из-за плеча своего патрона. На их лицах, по сравнению с последней встречей, не было выжидательного равнодушия. Сейчас на их лицах была равнодушная и вполне конкретная готовность.

«Ах, Боря, Боря, – подумал Чистяков. – Ладно, Ольга, известный скептик, возражающий всегда и по любому поводу. Врачи – все скептики и циники. Но Боря, такой самостоятельный и упертый парень, а надо же, попал под Ольгино влияние и заразился ее скептицизмом. А ведь я был прав, как же я был прав, – подумал Игорь. – Хотя что это я на них накинулся? Испугался, что ли?»

Неожиданно выражение лица Гумера как-то неуловимо изменилось, как будто в голову ему пришла неожиданная мысль. Немец одним молчаливым жестом остановил своих парней и стал серьезным. За его спиной появился и Воронин. Вот с кем мы давненько не виделись, со злостью подумал Чистяков.

– Здравствуйте, Игорь, – проговорил Гумер, оглядев Чистякова с ног до головы, а затем зачем-то заглянув в пропасть за его спиной. – Что-то часто наши дорожки стали пересекаться, не находите?

– Да, – согласился Чистяков, – тесновато в последнее время стало в горах. Не горы, а проходной двор. – Спасатель перевел взгляд на Воронина: – А ты, Серега, все калымишь? Прибыльная группа попалась?

Чистякову не нравилось наглое лицо Гумера, как и откровенно бандитские рожи парней, которые его сопровождали. Но вот лицо Сергея Воронина, которого он знал уже много лет, сейчас ему не понравилось еще больше. Видел он Серегу всяким: напряженным, твердым, решительным во время восхождений и спасательных операций. Видел заискивающим и униженным, когда он занимал деньги или просил об отсрочке возврата долга, больным, с лихорадочным блеском в глазах, когда тот рассказывал, что изобрел систему и вот-вот выиграет большие деньги. Но вот такого лица, как сейчас, не видел никогда. Воронин был угрюм, но это была какая-то злая, тупая угрюмость. Была в его лице какая-то обреченность. Только сейчас Чистяков отчетливо понял, что Серега Воронин к целям этих ушлых ребят никакого отношения не имеет. Могли прижать долгами, шантажировать, обмануть, наконец, но не испугать. Трудно испугать альпиниста и горного спасателя. Значит, не по доброй воле он с ними. Тогда что же, все правильно? Если Воронин злится, что он попал в эту компанию, значит, Чистяков прав. Значит, грязное дельце у этой компании. Ведь подручные сейчас готовы Игоря убить, на лицах было написано, что готовы. А потом Гумер их остановил. Остановил одним движением. Беспрекословно слушаются? Значит, он им и отдал приказ убить спасателя, как слишком навязчивого свидетеля. Но передумал, какая-то идейка ему в голову пришла. Значит, я ему нужен. А зачем? Единственный ответ – только потому, что Воронин ему уже больше не нужен. Нет от того никакого толку, не помог ему он. Или не верит ему больше.