Книга Бог сумерек - Всеволод Глуховцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, то все дела интересные, но прошлые. А сейчас перед Огарковым встала задача новая, и он с энтузиазмом взялся за нее.
Прежде всего они уговорились со Смоляниновым, что испытуемые не будут знать о цели эксперимента. Просто, дескать, психологическое тестирование, сейчас это модно... Льву Евгеньевичу выделили комнату и пообещали обеспечить явку сотрудников, в течение нескольких дней прогнать весь персонал; Огарков полагал, что массовость эксперимента отрицательно влияет на достоверность результатов, поэтому проверка должна быть индивидуальной: это, конечно, дольше, зато надежнее... Да, и еще: уговорились для начала проверить рядовой, младший и средний командный состав. Руководство давайте пока оставим в стороне – сказал Смолянинов и вежливо улыбнулся.
В стороне так в стороне. На следующее утро Огарков, взяв в институте неделю за свой счет, сидел в выделенном ему кабинете, и к нему тек негустой поток бойцов, старших групп и бригадиров. Труд оказался потяжелее, нежели предполагал психолог-новатор. Он засиделся до позднего вечера, одурел от работы – и оказалось, что за двенадцать почти часов он пропустил пятьдесят человек.
Это был неплохой показатель. Он...
Но тут он прервался.
– Слушайте, ребята, – глянул озабоченно на часы. – Этак я с вами заболтаюсь, сейчас меня потеряют... Давайте-ка вечером? Я к вам нагряну.
– Давайте, – решительно сказал Палыч. Игорь прихватил его за рукав:
– Извините!.. Палыч, на два слова! Шепнуть кое-что надо.
Оттащил Коренькова шагов на двадцать и действительно зашептал, горячо и сердито:
– Палыч, ты что мелешь! А если продаст?! Ты знаешь его? Кто он такой?!
Но Палыч успокоительно и уверенно повел рукой.
– Игорь, доверься мне. Я чувствую. Здесь все чисто.
Игорь запнулся. Его это не убедило, но он помнил, какие чудеса отпускала Палычу судьба. Он поколебался, но потом кивнул и сказал:
– Ладно. – И они вернулись к машине.
Огарков озорно подмигнул им:
– – Подстраховываетесь?..
– Да пустяки, – мгновенно отозвался Палыч.
– Ну почему же, все верно...
– Что это? – вдруг спросил Федор Матвеевич. Он прислушивался...
Из-за сквера донеслось нарастающее завывание сирен, все четверо, как по команде, повернулись, глядя в просвет аллеи, и увидели, как промчалась, тревожно вспыхивая мигалками, “скорая помощь” и тут же следом пронеслась машина с опознавательными знаками мчс.
– А, – вспомнил Федор Матвеевич, – это тот самый случай на мосту...
Лицо Льва Евгеньевича выразило недоумение, и Палыч коротко и ясно все ему разъяснил.
– Вот оно что... – протянул Огарков и покачал головой. – Думаете, слетел автомобиль с моста?
И почему-то Федор Матвеевич и Игорь посмотрели на Палыча, словно именно он должен был ответить. А тот вместо ответа протянул:
– Странно, да... странно. – Задумался, нахмурился...
– Что ты, Палыч?
– Да нет, ничего. – Кореньков невнимательно улыбнулся и сказал: – Ладно. О чем мы?.. А, да. Ну, в общем, вечером мы ждем вас, Лев Евгеньевич? Найдете нас?
– Если объясните...
– Объясним, объясним. Федор Матвеевич, растолкуйте товарищу...
...черт, черт, черт!.. Ну неужели это все?! Неужто это все, что было, это все напрасно, в пустоту, все вдребезги!.. Не может быть, не может быть! Сломаю! Одолею! Всех гадов расшибу!.. Никого не оставлю! Всех! Разнесу! В клочья!!!
Рваный черный туман клубился, вспыхивал золотыми грозовыми искрами – так вскипали ярость и бешенство. Но то было кипение пустое, судорожное – себя не обманешь. За грозовой чернотой – страх, а чернота рассеется. Тогда – со страхом один на один, глаза в глаза. У страха есть свои глаза.
...Когда ехали обратно, Игорь хмуро молчал. А Палыч хоть и молчал тоже, был заметно оживлен. Он заметил, конечно, что его сотоварищ мучим некой думой, но у него были свои думы, он вспоминал, сравнивал и наконец уверился в собственной правоте.
– Слушай-ка, Игорь, – сказал он, когда они приехали и шли к дому Федора Матвеевича, – а ведь та штука на мосту... Ну, словом, то происшествие. Оно как-то с нами связано.
– Как именно?
Палыч, прищурясь, посмотрел поверх лесных вершин, освещенных уже послеполуденным солнцем.
– Как именно, не скажу, – сознался он. – Но... Вот придет наш новый союзник, глядишь, и разъяснится.
– А он-то с какой стати?
– Я думаю, что и с ним связано. – Это Палыч сказал твердо.
Игорь хмыкнул, однако сказал спокойно:
– Ну, посмотрим. Послушаем...
Послушаем и посмотрим. Лев Евгеньевич явился действительно около половины седьмого вечера, прикатил на подержанной бежевой “пятерке”, и вид у него был озабоченный.
– Привет, ребята, – наспех поздоровался он. – Слушайте, ну надо же: вспомни заразу – появится сразу!..
И разъяснил свои слова.
Только он расстался с нашими героями и поднялся к себе на третий этаж института, как в коридоре столкнулся... с кем бы вы думали? – с вице-командором “Гекаты”! С этим, как его... Лев Евгеньевич досадливо прищелкнул пальцами...
– Богачевым? – Игорь сдвинул брови.
– Точно! – Огарков обрадовался, затряс пальцем. – Именно так его фамилия.
Игорь помрачнел еще более.
– Ничего себе кино... А если бы мы напоролись на него? Вот был бы фейерверк!.. И что он там делал?
А черт его знает, что он делал. Шел себе по коридору. На Огаркова и глазом не повел, прошел как мимо столба. – Так и попер вдаль, вид сосредоточенный.
Палыч энергично, но бесплодно почесал за ухом.
– Хм... и впрямь чудеса в решете. Что бы это значило, Лев Евгеньевич?
Тот только пожал плечами.
– Ну, Палыч! Ты же грозился: все, мол, просеку. Чего же не сечешь?
– Не до конца секу, – объяснил Палыч. – Вижу, что между этим всем есть связь. Но в чем?..
– Кстати, – вспомнил Огарков, – действительно с моста кто-то кувыркнулся. В институте уже болтали.
– Вот-вот. – Кореньков вздохнул. – И я о том же... Все это звенья одной цепи.
– Эй, звенья цепи, – вмешался Федор Матвеевич, – вы ужинать будете? Пошли в дом, там и потолкуете.
Ужин – печеная картошка, молоко, зелень с огорода, черный хлеб – смели подчистую. Кузьмич тоже принял участие, самолично допил оставшиеся в заначке грамм сто. Когда он убедился окончательно в том, что водки больше нет, интерес его к обществу утратился и он отбыл. Оставшиеся попили чайку, Лев Евгеньевич глянул на часы, сказал, что время поджимает, и продолжил свой
