Книга Золото гетмана - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
День выдался безветренным, и дым от тысяч лондонских труб поднимался вертикально в небо, занавешивая голубовато-серой полупрозрачной вуалью шпиль собора Святого Павла. Матросы сноровисто спустили шлюпку, в которую погрузили бочки с золотом, сели на весла и, повинуясь указаниям опытного Майлза, поплыли к дальнему причалу, где никак нельзя было ожидать встречи с таможенниками – русским этого очень не хотелось…
Страшные сны и впрямь перестали сниться. То ли помог «спектакль» бабы Дуни с пассами и нашептываньем, то ли свое дело сделали душистые травки, которые Глеб держал под подушкой. Как бы там ни было, но теперь он спал крепко и практически без сновидений. И, тем не менее, тревога где-то в глубине души осталась.
Мало того, ему стало казаться, что за ним кто-то следит. Это ощущение не покидало Глеба, и когда он ехал в машине или шел пешком по улице, и когда сидел в баре или рылся в архивах. Это сильно беспокоило и раздражало Тихомирова-младшего. Он пытался вычислить своего преследователя (если это был один человек), но легче было поймать в ладони солнечный зайчик, нежели заметить слежку.
Все чаще и чаще перед его внутренним взором вставала фигура торговца с «блошиного» рынка. Почему баба Дуня, когда он обрисовал портрет, так сильно разволновалась? Скорее, испугалась, хотя и старалась не подать виду. Кто этот «запорожец»? Уж не Басаврюк ли собственной персоной?
«Ну ты вообще… – разозлился на самого себя Глеб. – Тоже мне, фантаст хренов. Чушь! Объяснение моим душевным переживаниям может быть только одно – накопившаяся усталость. Сколько лет ты, милый друг, не был в нормальном отпуске? Правильно – шесть. Как только лето начинается, рюкзак за плечи – и в “поле”, на раскопки. Которые отдыхом можно назвать, лишь имея богатое воображение. А отец ведь предупреждал… Может, махнуть куда-нибудь на месячишко? Лазурное море, песчаный пляж, пальмы, виндсерфинг, дайвинг, коктейль в кокосовом орехе… И вокруг мулатки, метиски красивые, доступные… Блеск!»
Размечтавшись, Глеб невольно вздрогнул, услышав, как зазудел зуммер, связанный с кнопкой на воротах. Он быстро включил монитор, и на экране высветилось знакомое лицо Федюни Соколкова. Как обычно, тот был в своей неизменной штормовке, старых китайских кедах, – воспоминание о временах «застоя»; впрочем, Федюня с гордостью всем объявлял, что кеды нынче являются последним писком моды – и в потертых джинсах, которые он стирал раз в два года.
Федюня был уникальной личностью. Никто не знал, сколько ему лет. А сам он помалкивал, изображая из себя красную девицу. Есть такие люди, которым и в шестьдесят больше тридцати лет не дашь. К этой категории относился и Федюня. Он был худощав, строен, с лицом молодого хиппи шестидесятых. Это сходство подчеркивала прическа Федюни: его все еще густые, крашеные волосы – увы, их уже посетила седина! – спускались до плеч.
«Специальность» у Федюни была та же, что и у Глеба. Он был прирожденным и весьма удачливым кладоискателем. Иногда Федюня наталкивался на такие находки, что даже Тихомировым, большим спецам в «черной» археологии, было завидно. Он обладал уникальным чутьем. Если Глеб в основном брал «наукой» – рылся в архивах, искал старинные карты и дневники, «листал» странички Интернета, – то Федюня рыскал по «полю» как охотничий пес, надеясь на свой потрясающий нюх на артефакты и удачу. И она его не подводила.
В общем, Федюня был одним из последних романтиков кладоискательского промысла. Он мог поверить россказням какого-нибудь проходимца, бросить все – даже верное дело – и отправиться за тридевять земель на поиски того, что там никогда не лежало. Но самое интересное: пока его коллеги по ремеслу смеялись над ним, обзывая простофилей, Федюня раскапывал на «гиблом» месте такое, отчего у тех потом отвисали челюсти от изумления и сочился изо рта яд от зависти.
Федюня, как всегда, не вошел в дом, а впорхнул. Он чем-то напоминал воробья – такой же шустрый и задиристый.
– Приветик от стареньких штиблетик! – Федюня с силой потряс руку Глеба. – Да-а, живут же люди… – оглядел он кабинет Тихомирова-младшего. – А кожа-то, кожа какая! – Федюня с видом знатока пощупал новый кожаный диван. – Нежная, как у младенца. Италия, сразу видно. Поди, штук пять «зеленью» отвалил? – И, не дожидаясь ответа, без всяких предисловий перескочил на другую тему: – А я к тебе по делу.
– Принес что-то?
Свои самые интересные находки Федюня обычно сбывал Тихомировым. Он знал, что здесь его не обманут. Конечно, настоящую цену за них он и не надеялся получить; для этого нужно было иметь выход на богатых коллекционеров или за рубеж. Но за серьезные артефакты Тихомировы платили в разы больше, чем другие скупщики.
– А то… – ответил Федюня и полез в карман.
Глеб вдруг почувствовал волнение. Так бывало, когда на горизонте появлялось что-либо стоящее. И когда Федюня извлек из штормовки полиэтиленовый пакетик с медальоном, Глеб уже не сомневался – эта вещь должна иметь немалую цену.
– Вот… – Федюня передал пакетик Глебу.
Глеб извлек медальон и сразу понял, что держит в руках нагрудную парсуну. Судя по некоторым признакам, ей было никак не меньше трехсот лет. Парсуна была в хорошей сохранности, только в цепочке, на которой она висела, отсутствовало несколько звеньев.
Парсуна была овальной формы, размером примерно шесть на четыре сантиметра. На ней был изображен мужчина в расшитом золотом кафтане. Основой медальона служило серебро, а сам рисунок представлял собой великолепный образец перегородчатой эмали. Это была очень сложная техника, подвластная лишь большим мастерам.
– Ну как? – спросил Федюня не без некоторого хвастовства.
– Нормалек, – сухо ответил Глеб, он старался не подать виду, что его очень заинтересовал медальон.
– Купишь?
– А почему нет? Сколько просишь?
– Отдаю даром.
Глеб в изумлении уставился на Федюню.
– Ты это серьезно?! – спросил он изменившимся голосом.
– Вполне.
Глеб не знал что и думать. Он ни в коей мере не сомневался в профессионализме Федюни. И был уверен, что тот знает подлинную цену парсуны. За нее даже на внутреннем рынке можно было выручить большие деньги. Тогда почему он решил сделать такой щедрый подарок? С какой стати Федюня ударился в благотворительность?
– Знаешь, где я нашел этот медальон? – Федюня загадочно улыбнулся. – Угадай.
– Даже не представляю… – Глеб взял лупу и присмотрелся к медальону повнимательней. – Судя по манере, парсуна писана в бывшей Малороссии, – сказал он спустя минуту. – Да и одежда человека, изображенного на ней, типична для тех краев – смесь венгерского и польского кроя. Если парсуну изготовили в восемнадцатом веке (или в конце семнадцатого), то местом находки может быть только Украина. В России в те времена носили другое платье. Оно несколько отличалось от изображенного на парсуне. Конечно, польские кафтаны носили и в Петербурге, и в Москве, но в них присутствовала некая строгость – влияние немецкой и голландской моды.