Книга Последняя роль неудачника - Фридрих Незнанский

Гордеев звонить не стал — наведался туда, но там заявили, что Артемьева съехала две недели назад и адреса для пересылки корреспонденции не оставила.

Это было нехорошо, это означало, что по крайней мере в эту гостиницу Альбина приезжать снова не планировала и, возможно, даже более того, хотела, чтобы там забыли о ее существовании.

10

Гордеева разбудил телефонный звонок. Адвокат сперва посмотрел на часы, было 5.15 утра, потом — снова на телефон, дабы убедиться, что это не сон.

— Юрий Петрович, я чувствую свою вину, — сказала трубка.

— Кто это? — пробормотал Гордеев, автоматически нажимая на кнопку записи устройства, фиксирующего необходимые разговоры, — так, на всякий случай. Он уже знал, это был, конечно, Артемьев. — Вы где, Олег?

— У себя в мастерской.

— Что случилось? За что вы чувствуете вину? — Гордеев продрал наконец глаза и мысленно взвешивал — плестись на кухню за кофе, или этот разговор скоро кончится.

— Прошло уже столько времени, а мы ее не нашли, и главное — я вам ничем так и не помог…

Гордеев вздохнул и все-таки пошел на кухню, заглянул в холодильник, вытащил оттуда пачку вишневого сока, который любил пить ночью, если неожиданно просыпался, но вставать все же не планировал. Артемьев тем временем растекался мыслью по древу, вернее, собственно, и мысли-то никакой не было, просто ему было одиноко, принял лишнего человек, что с ним, очевидно, часто случалось за последнее время — вот и не удержался. Похоже, адвокат становился для него кем-то вроде священника. Может, самому Артемьеву от этого и было легче, но Гордеев был явно не в восторге. Мало того что дело никак не двигалось, так еще ему об этом регулярно напоминали, что, естественно, энергии и оптимизма не добавляло.

— Сейчас вы мне поможете, — пообещал Гордеев, сам еще хорошенько не зная, что скажет в следующий момент. Он уселся в любимое плетеное кресло на балконе с чашкой сока, в которую бросил пару кубиков льда.

Как раз рассветало. Приятно было смотреть на небо. Приятно было просыпаться. Приятно было жить.

— Правда? — наивно обрадовался Артемьев.

— Конечно. Расскажите что-нибудь про свою жену, что-нибудь такое, что, на ваш взгляд, отличает ее, выделяет из массы других женщин, даже несмотря на то что она известная модель. Как я смог бы ее узнать, если бы встретил? Какие у нее привычки? Как она разговаривает? Как ведет себя в затруднительных ситуациях?

Гордеев сделал глоток и прислушался к своим ощущениям. Приятная прохлада разлилась в груди.

Артемьев вздохнул и молчал довольно долго. Гордеев подумал, уж не вырубился ли художник? Но тут он сказал:

— В том-то и дело! Она казалась мне такой индивидуальной, а сейчас я, пытаясь вспомнить, понимаю, что Альбина — сущий хамелеон. Она приноравливалась к любой ситуации, везде очень быстро становилась своей, меняла окраску в тон окружающей среде, никогда не раздражала глаз. От нее трудно было ждать какого-то эпатажа, понимаете? Вот почему я до сих пор не могу поверить…

— И все-таки она от вас ушла, — заметил Гордеев.

— Или ее похитили, — напомнил художник.

— Ну хорошо, она исчезла, и у вас есть подозрения, что не по своей воле. Это сути дела не меняет. — Гордеев подумал, что последний раз имеет дело с клиентами из артистической среды. Головной боли от них всегда больше, чем денег.

На полу валялась вчерашняя газета, которую он так и не прочитал. Гордеев машинально просмотрел заголовки.

«В Балтийском море обнаружены огромные нефтяные пятна…»

«Большой театр отказался от услуг Николая Баскова…»

«Известный музыкальный продюсер открыл fm-радиостанцию в Подмосковье…»

«Создано противоракетное покрытие для жилых домов…»

Артемьев между тем говорил:

— …Всегда есть подруга, которая порекомендует надеть что-нибудь более облегающее, и всегда найдется другая, которая сочувственно заметит: «Конечно, широкие штаны, солнышко, пошли бы тебе больше».

— Простите, не понял? — спохватился Гордеев.

— Ну это она так говорила.

— Альбина?

— Да.

— А, я понял! В том смысле, что ее длинноногие коллеги — те еще гадюки?

— Примерно.

— Но подождите, почему широкие штаны? Это для моделей-то? — засомневался Гордеев. — Да они же худые как щепки, им можно заголяться сколько угодно.

— Вы видели Альбину когда-нибудь? — спросил художник.

— Не помню, — честно признался Гордеев. — Я за модой не слежу. — Это было не совсем правдой, но внешний облик госпожи Артемьевой вот так сразу он припомнить не мог. Откровенными ее фотографиями на подиуме художник его не снабдил.

— У нее не типичная модельная фигура. Потому ее и модельеры все обожали.

— Понятно. Олег, давайте я к вам сегодня утром заеду, у меня тут еще дела кое-какие, — Гордеев отвел трубку ото рта, открывшегося в широком зевке.

— Ладно, как скажете, — устало пробормотал Артемьев. Кажется, он и правда вырубался. — Я вообще-то хотел сказать, что я ее дневник нашел…

— Что?! И вы молчали?

— Да в нем ничего интересного нет. Как это вы говорите — никакого фактического материала, просто дичь какая-то женская…

— А это уж не вам судить! — рассердился Гордеев и скомандовал: — Значит, так. Никуда из дома, слышите меня, ни ногой, до моего приезда! — Что, впрочем, не помешало адвокату тут же уснуть, прямо в кресле с чашкой в руке. Продлилось это, правда, недолго. Плетеная спинка кресла врезалась-таки в спину, и Гордеев, открыв глаза, снова вздохнул, поставил чашку на пол и пошел в ванную.

11

Через час он был в мастерской Артемьева. Сначала художник протянул адвокату какой-то журнал, где его супруга рекламировала нижнее белье, — Гордеев специально попросил что-нибудь подобное. Юрий Петрович убедился, что Альбина действительно дамочка весьма эффектная и отнюдь не заморена суровыми диетами.

Передавая адвокату ежедневник, на треть заполненный разболтанным девичьим почерком, Артемьев сказал:

— Это же мелочи, я пока вас ждал, изучил тетрадку вдоль и поперек. Тут нет ни единого слова, которое могло бы что-то подсказать. Ни имени, ни телефона, ни адреса, ни упоминания города или гостиницы. Что за чертов фотограф, с которым она связалась? Если даже это правда, то наверняка ведь он не фотограф, а кто-то другой, и… впрочем, сейчас их столько развелось. Школьники задницы своих соседок мобильными телефонами фотографируют… Прогресс, черт бы его взял.

— Мелочи, говорите? — пробормотал Гордеев, листая дневник. — Вот уж не думаю. Для такого мелкого существа, каким является человек, мелочей быть не может. Только придавая значение мелочам, мы учимся меньше страдать и больше радоваться.