Книга Черные волки, или Важняк под прицелом - Фридрих Незнанский

Александр Борисович внимательно посмотрел на Борового, затем спокойным движением поднял со стола чашку и, ни слова не говоря, выплеснул ее содержимое в лицо бандиту.

Боровой не пошевелился. И даже не зажмурил глаза. Лишь когда горячий кофе потек у него по лицу, взял из стаканчика салфетку и промокнул ею мокрые щеки. На подбородке парня, в том месте, куда угодил кулак Турецкого, уже проступило темное пятно.

— Еще раз вякнешь про мою жену, и я тебя убью, — пообещал Турецкий. — Хочешь попробовать?

Зубы Борового скрипнули. Хрустнули суставы его сжатых пальцев. Лицо его покрыла такая страшная бледность, что он стал похож на мертвеца.

— А я думал, что вы благоразумный человек, — процедил Боровой сквозь зубы. — Что ж, боюсь, что мне придется…

— Я сделаю тебе ксивы, — холодно проговорил Александр Борисович. — Такие, какие ты просишь. Мне нужны имена и фотографии твоих подельников.

— Имена придумаете сами, — сказал Боровой. Затем достал из кармана конверт и бросил его на стол. — А это фотографии. Когда удостоверения будут готовы?

— Послезавтра, — ответил Турецкий. — Встречаемся здесь же, в это же самое время. И имей в виду, сопляк, если с головы моей жены упадет хоть один волос, я тебя из-под земли достану.

— Понимаю, — спокойно ответил Боровой. — Вы уже показали, как сильно ее любите. Я тоже человек разумный и не намерен попусту рисковать. Как только мои люди пройдут через оцепление, я оставлю вашу жену в покое. Даю вам слово.

* * *

Выйдя из кафе, Боровой обогнул дом и вошел в тихий дворик. Здесь он достал из кармана телефон и набрал номер Штыря. Тот отозвался почти сразу.

— Штырь? — тихо сказал в трубку Боровой, зыркая по сторонам хищным взглядом.

— Да, Боров, я, кто же еще.

— Слушай меня внимательно, Штырь. Как только сделаем дело, придешь к этой сучке домой и убьешь ее. Понял?

— Как? Ты же не хотел, чтобы мы…

— Придешь и убьешь, — повторил Боровой глуховатым и севшим от гнева голосом. — Если она успеет помучиться, я подарю тебе свой «глок».

— «Глок»? Боров, я вырву ей глаза, а потом вобью в глазницы гвозди!

— Потише ори, кретин, а то прохожие услышат.

— Извини, — понизив голос почти до шепота, ответил Штырь. — Как прошел разговор? Он проведет нас в спорткомплекс?

— Проведет. Только не нас.

— А кого?

— Скоро узнаешь, Штырь. Скоро узнаешь.

9

Кабинет Щеткина был обшарпанным и неуютным. Старые поцарапанные стеллажи, уставленные папками-скоросшивателями. Такой же потертый стол. Ну тумбочке в углу кабинета — белый пластиковый электрочайник. Окно, равно как и подоконник, не мешало бы помыть. Щеткин сидел в своем кресле, Турецкий — на стуле, прямо напротив него.

Турецкий только что закончил рассказывать про встречу с Боровым и протянул майору конверт с фотографиями.

— Вот, взгляни.

Щеткин взял конверт, вытряхнул из него несколько фотографий. Поднял первую попавшуюся и поднес ее к глазам. Лицо майора вытянулось.

— Екарный бабай! — удивленно воскликнул он.

— Вот именно, — кивнул Александр Борисович, довольный произведенным эффектом.

Щеткин просмотрел остальные фотографии, поднял взгляд на Турецкого.

— Бабы, — выдохнул он.

— Женщины, — с усмешкой поправил Александр Борисович. — Судя по лицам, очень молодые.

Щеткин поскреб в затылке.

— Н-да, дела, — растерянно протянул он. — И что все это значит? Это что, «черные волчицы»?

Турецкий пожал плечами:

— Я не знаю. Я был так же удивлен, как и ты.

— Гм… Значит, для этих барышень ты должен сделать удостоверения?

— Не только. — Турецкий указал подбородком на третью фотографию: — Это он.

— Боровой?

— Да. Щеткин взял третий снимок и внимательно его рассмотрел. Дернул щекой и с отвращением швырнул снимок на стол.

— Ну и рожа. И впрямь, волчара.

— Представь, как он выглядел пару лет назад, пока не отрастил волосы и не переоделся в цивильную одежду.

— Фантомас, не иначе, — с усмешкой сказал Щеткин. — Такой убьет не задумается. — Майор глянул на Турецкого и слегка смутился. — То есть… я не думаю, что…

— Брось, Петя, — нетерпеливо прервал его бормотание Александр Борисович. — Этот тип действительно очень опасен. Но меня сейчас больше занимает не он, а эти две барышни. Какого черта Боровой тащит их на дело?

— Это смотря по тому, что он задумал, — резонно заметил Щеткин. — Если нужно помахать ножом, то тут барышни мало пригодны. А вот если… — Щеткин снова опустил взгляд на фотографии. — Кстати, мне кажется или у одной из них действительно лицо кавказского типа?

— Тебе не кажется, — хмуро сказал Турецкий.

— Вот оно что, — четко и раздельно проговорил Щеткин и поднял взгляд на Александра Борисовича. — Они собираются взорвать бомбу, а эти две девчушки — смертницы.

Турецкий вздохнул.

— Мне тоже это пришло в голову, — тихо сказал он.

— Нужно его брать, — решительно произнес майор.

Александр Борисович покачал головой:

— Пока рановато. Возьмем с поличным.

— Но ведь они черт знает чего могут наделать! Хочешь дождаться, пока они что-нибудь взорвут?

— Тише, Петя. Тише. Ничего они не взорвут. Мы все сделаем с умом. Нужно, в конце концов, выяснить, что это за барышни и откуда они взялись. Боровой не из тех людей, которые раскалываются на допросах. И к тому же… — Александр Борисович задумчиво сдвинул брови. — Видишь ли, «черные волки» не команда чеченцев-боевиков. Это во-первых. Они искали помощи и даже обращались за помощью к тусовке язычников. Это во-вторых. Язычники им отказали. Но не исключено, что они все-таки нашли себе помощников. Мы должны выяснить, кто эти помощники. Найти и обезвредить.

— Да, — вынужден был признать Щеткин. — Ты прав. Каков план действий?

— Посмотрим, куда Боровой нас приведет. Главное, чтобы он не заметил слежки и не оторвался.

— Не заметит, — пообещал Щеткин. — Я подключу к этому делу лучших оперов. Сам бы пошел, но у меня еще прапорщик Вертайло на горбу висит. Утром едем с Плетневым его встречать.

— Давайте, — кивнул Александр Борисович. — Не забудьте рассказать, как все пройдет.

Часть четвертая «Хорошие соседи и добрые друзья»

1

Майор Щеткин терпеть не мог автовокзалы. Столпотворение автобусов, маршруток, людей, всеобщая толкотня, суматошное оживление — все это выводило его из себя, тем более что он, несмотря на то что давно уже обитал в Москве, в глубине души все еще считал себя провинциалом.