Книга Отложенное убийство - Фридрих Незнанский

— Смотри, Тарасик, — наставлял Зубр подчиненного, — сделай все, как я тебе говорю. Будь внимателен к мелочам, не упусти чего-нибудь.

— Ах-ха! — с готовностью кивал Бубен, внимая словам хозяина с полуоткрытым ртом, и каждая черта его лунообразной физиономии отражала напряженное стремление исполнить все, что скажет Зубр. Он напоминал ученика восточного мудреца, который ничего не понимает в словах учителя, но именно потому умрет, но исполнит, потому что за их непонятностью скрывается возможность просветления. Зубр иногда почитывал популярные брошюрки, путеводители по учениям Индии, Японии и Китая, и в целом роль гуру ему импонировала. Но только не сейчас. В данный момент он предпочел бы поменьше повиновения и чуть больше понимания. Однако делать было нечего: приходилось иметь дело с доступным ему человеческим материалом.

После того как Тарас Бубен с превеликими страданиями повторил инструкции четыре раза — два из них накануне, на сон грядущий, два с утра, — Зубр кое-как поверил, что подчиненный справится, и отпустил его на задание, распорядившись, чтобы верный Шнурок его подстраховал.

Задание было, в общем, несложное: на улице Советской в основании фонаря возле магазина «Вий» (вообще-то он назывался, по имени улицы, «Советский», но все буквы, кроме «в», «й» и частично «и», были замазаны во время ремонта так долго, что, открывшись, он тотчас удостоился от местных жителей названия «Вий») будет оставлен ровно в 12.30 продолговатый пакет в оберточной бумаге. Ровно в 12.32 Бубен, якобы прогуливаясь по улице и нацеливаясь на продукты в витрине «Вия», должен как ни в чем не бывало забрать этот пакет и передать Степе Шнурку, который уже лично передаст его Зубру. Все. Без кулинарных изысков.

— А то ж! — бодро, едва не отдавая честь, но вовремя вспомнив, что к пустой голове руку не прикладывают, ответствовал Бубен.

Он был парнем веселым и, в общем, не злым: главным недостатком, позволившим ему с легкостью идти на преступления, стало отсутствие фантазии, которое не позволяло Бубну поставить себя на место другого человека. Это именно он предложил заключенным в подвал Ворониным справлять нужду на пол: не для того, чтобы окончательно подавить их и деморализовать — для того, чтобы ставить такие цели, нужна хотя бы определенная хитрость, — а просто потому, что смерть как не хотел отягощать себе жизнь поисками какого-то приемлемого для обеих сторон выхода. И так во всем! Тарас всегда и везде шел по линии наименьшего сопротивления. Сказал ему учитель физкультуры, что с его данными неплохо бы заняться спортом, — он отправился в спорткомплекс. Предложили в спорткомплексе войти в братство настоящих парней, которые потрошат лохов, — и это предложение принял, не задумываясь. Потому что одно он усвоил из опыта: чем меньше он думает, тем лучше получается. Хотя бы одно это усвоил…

По крайней мере, Бубен был добросовестен и, выучив назубок наставления Зубра, считал, что отменно подготовлен к заданию.

… В то время как Бубен уперто заталкивал в свой позванивающий от пустоты бубен инструкции, к операции на Советской готовилась и другая сторона. Сотрудники агентства «Глория» и работники местной милиции действовали сообща.

— Как только он возьмет пакет… — разъяснял Денис стратегию и тактику.

— Я арестую его! — вскакивал пылкий Гиви.

— Как же, — иронизировал Денис, — арестуем и ничего не добьемся. А тем временем его начальник, не получив денег, впадет в раж и откромсает у заложников важные части тел. На такие задания посылают всякую мелочь. Нам нужно, чтобы он нас вывел на рыбу покрупней. В идеале, мы должны установить через него, где скрываются заложники. Поэтому, очень прошу, будьте все предельно осторожны! Не спугните его! Речь идет о жизни старика и ребенка!

Гиви послушно наклонял голову, но его сливоподобный нос по-прежнему выражал недоверие к московским горе-специалистам, которые прилетели в Сочи за чертову прорвищу километров, чтобы втюхи-вать непроверенные методы работы взамен надежных, оправдавших себя. Денис вздохнул, покоряясь тягостной судьбе. Да, он, выходец из Барнаула, ныне москвич, да, за месяц своей работы он получает деньги, которых тот же Гиви не видит и за год, но его требования совершенно справедливы! Он хочет не зря получать свои деньги и — в конце-то концов! — хочет, чтобы обоих Ворониных вернули мэру в целости и сохранности. А поэтому он не будет рисковать их жизнью и здоровьем. И добьется, чтобы другие не смели рисковать.

Короче, присутствие Гиви на месте, конечно, было необходимо — на всякий пожарный. Но роль ему предназначалась скромная, бессловесная. Ваш номер восемь, вас после спросим.

Главная — хотя и тоже бессловесная — роль отводилась второму асу наружного наблюдения, Севе Голованову (пальму первенства в этом сыскном виде спорта уже который год держал Филипп Агеев). Он должен будет не спускать глаз с человека, который достанет приметный пакет из столба, и «пасти» его, пока он не выведет на след.

Бубен даже не поднял голову, чтобы как следует рассмотреть вывеску «Вий», приобретшую в последнее время такую популярность, что владельцы магазина всерьез подумывали о перемене названия. Он, сглатывая безудержные слюни, созерцал витрину. Особенным вниманием с его стороны пользовалась сырокопченая колбаска, на разрезе празднично-красновато-розовая, со скупой качественной слезой. Тарас Слесаренко обожал плотно подзакусить, каковой возможности он был лишен перед выходом из дому вследствие общего мандража. Ну, теперь мандраж позади, пакет в кармане, и можно с чистой совестью купить, чего душа пожелает. Чего его душа пожелает, Тарас пока не знал: подобно многим простым людям, он привык, чтобы ему советовали, чтобы все решали за него. Он тяготился необходимостью выбора, даже когда речь шла о колбасе. День был прохладный, с серым ветром, бросающим в лица прохожим колючую пыль, но Тарас ни на что не обращал внимания. Приклеившись к «виевскому» сырокопченому батону, он уплывал мыслями во что-то неопределимое, но, должно быть, отрадное. И имел на это полное право: сказано было: забрать пакет в 12.32 — он и забрал, а во сколько вернется, сказано не было.

Уткнувшийся носом в витрину Бубен даже не подозревал, какие вокруг него кипели страсти. Первой из жертв страстей был Степа Шнурок, который чуть ли не бил копытом, торопясь получить пакет, однако опасавшийся подходить к Бубну на глазах всей улицы, где они были, как на выставке. Волновались также и сотрудники органов правопорядка. В тупости Бубна они подозревали особую уголовную сверхизощренность.

«Он что-то заподозрил, — говорил себе Голованов. — Какого хрена он тут топчется? Кого-то ждет? Или уже успел избавиться от пакета? Нет, не мог, мы бы заметили… А, догадался! Он заподозрил слежку и наблюдает в витрине магазина за отражением: не появится ли кто-нибудь сзади него? Неглуп, голубчик… Ну да мы тебя переплюнем. Когда-нибудь ты ведь все равно сдвинешься с места… Ведь сдвинешься, а? Ну сдвигайся! Пошел, пошел!»

Бубен никак не реагировал на головановские мысленные заклинания. Вдоволь посозерцав сосиски, колбасы и железные банки с болгарскими голубцами (единственная деталь, наводившая на мысль о тех временах, когда магазин с полным правом назывался советским, потому что никаких других не было), он совершил-таки шаг… в сторону входа в магазин. Он окончательно остановился на той колбасе, которую заприметил с самого начала благодаря ее добротной розоватости. Кто-то тронул Тараса за плечо, и он рванулся, как норовистый конь.