Книга Жестокое милосердие - Богдан Сушинский

Подразделение стояло на хуторе. Наверное, выходило из окружения. Когда появились немецкие танки, пушкари затащили свое лёгенькое орудьишко на холм, чтобы отсюда прикрывать отступающую пехоту. А что, позиция вроде неплохая. По здешним местам, прямо-таки хорошая позиция. Если, конечно, у врага нет ни танков, ни орудий, а свои пехотинцы метров на двести впереди.

Но вскоре появились немецкие танки. Вон и воронка от снаряда. Расчет, очевидно, весь погиб, а пушку просто отшвырнуло взрывной волной, завалив ее набок. Так она и ржавеет вот уже третий год.

Крамарчук вспомнил свои 76‑миллиметровки из дота и снова нежно погладил растерзанный щиток. Еще несколько минут назад на холм поднимался отчаявшийся окруженец. Но свидание с этим орудием стало для него своеобразным возвращением в 41‑й. И оно оказалось очень кстати. Сорокапятка, сожженный хутор, воронка, ставшая могильной для расчета и орудия, вдруг возродили в нем дух артиллериста, дух солдата.

Николай мысленно увидел свой дот, вспомнил тех, кто погиб во время осады его, в ночь неудавшегося прорыва, или же остался замурованным в нем, и понял, что до тех пор, пока он жив, он в кровном долгу перед всеми, кто теперь уже навечно приписан к «Беркуту». Потому что он еще мог делать то, чего уже не в состоянии были делать они, — сражаться!

Подчиняясь этому возрожденному солдатскому духу, сержант проверил автомат и оба пистолета, подтянул ремень, поправил засунутую за него немецкую гранату с деревянной ручкой…

Постепенно все становилось на свои места. Сейчас ему нужно было спуститься вниз, осмотреть хутор, попытаться найти хоть одну живую душу, а потом добраться до ближайшего села, сориентироваться и основательно подумать, как быть дальше.

Приближалась зима, и один в лесу он не выживет. Да, конечно, землянку можно было бы соорудить и где-то здесь, рядом с хутором. Доски, кирпичи и все прочее найдется. Но все равно один он вряд ли продержится. Нужна хотя бы небольшая группа.

«А может, стоит вернуться под Подольск и еще поискать лейтенанта? — вся та неприязнь, с которой он еще несколько минут назад думал о Беркуте, вдруг исчезла. Крамарчук снова вспоминал о нем как о командире. — Если он жив, если только жив… я сумею напасть на его след. Тем более что в селах вокруг того леса, где базировалась группа Беркута, есть еще несколько людей, которые должны помнить партизанского разведчика Крамарчука. А значит, приютят, согреют и помогут найти Беркута. Если только он жив…»

Однако вместо того, чтобы тут же спуститься с холма, сержант присел на станину орудия, прижался затылком к щитку и смотрел на руины, словно прощался с ними перед дальней дорогой. Так, сидя у подбитого орудия, он напоминал самому себе последнего из артиллерийского расчета, последнего из сражавшейся и погибшей здесь батареи.

Солнце поднялось уже довольно высоко, и хотя Николай все еще не видел его, кроны деревьев становились светлее, уцелевшие листья на вершинах начали отливать медью, а в ближайшем кустарнике по-весеннему радостно запела обманутая осенним теплом птица.

Ну что ж, возможно, он и разыщет лейтенанта, если тот жив. Но разыщет уже без Марии. Вот именно: без Марии. И вряд ли сумеет толково объяснить ему, почему опять бросил медсестру дота одну, у села, возле которого они вступили в стычку с немцами и где ее уже знают в лицо староста и какой-то прихвостень-окруженец.

Подумав об этом, Николай закрыл глаза и нервно помотал головой, будто пытался просверлить затылком ржавый металл щитка.

Он понимал, что лейтенант просто-напросто не захочет понять его. Крамарчук еще помнил, какая стычка произошла между ними после того, как ему и поручику Мазовецкому удалось спасти Кристич от ареста, буквально вырвав ее из рук полицаев.

Как же трудно он каждый раз находит Марию, и как же глупо и бездумно снова и снова теряет!

27

Томительно тянется время. Прошел мелкий дождик, и плато, на котором они залегли, на глазах начало покрываться ледяной коркой. Уже дважды Анна крикнула им, что не может взобраться на гряду, и дважды Беркут просил ее попробовать еще раз. Но теперь он понимал, что девушка уже не в состоянии будет одолеть обледенелую скалу.

— Не взбирайся! Сорвешься! — предупредил он. — Посмотри, нет ли тропинки, ведущей на гору?!

— Я попробую!

Тело зависшего на дереве солдата посерело от инея и настолько отяжелело, что теперь уже не раскачивалось, хотя ветер заметно усилился.

— Но что-то же нужно предпринимать! — уже в который раз комком нервов взрывался Арзамасцев.

Склон, по которому им предстоит взбираться на террасу, где лежала Анна, стал похож на заледенелый водопад. Каких-нибудь полтора метра высоты, но попробуй одолеть их под прицельным огнем!

Беркут взглянул на часы. Половина пятого. Стемнеет к семи.

— Ждать! Поняли меня: ждать! Иного выхода у нас нет.

«Кто они, эти пятеро немцев? — пытался понять Андрей. — Пост? Засада? Заблудившиеся после прочесывания леса? Если пост, значит, к вечеру их должны сменить. Или же они сами должны явиться в село. Оно отсюда в трех километрах…»

— Эй, обер-лейтенант, или кто ты там! — неожиданно прервал его размышления унтер-офицер. Он залег за средним валуном. Самая удобная позиция. Даже взобравшись на скалу, Анна вряд ли смогла бы достать его. — Ты еще жив? Может, согреть тебя очередью?

— Мерзавец! — стукнул кулаком по камню Андрей. Однако в перепалку вступать не стал. — Унтер-офицер! Ты видел, что один из моих ушел? Через час, максимум — два, здесь будет подкрепление! Но мне надоело мерзнуть! Только поэтому я предлагаю: разойдемся по-мирному!

В этот раз молчание было коротким. И спор не возникал.

— Да пусть уходят к чертям! — крикнул тот, что залег за пнем. — Отпусти их, Франц!

— Эй, ты, обер-лейтенант! — сразу же отозвался унтер-офицер. — Можете убираться! Мы не стреляем!

— Не верьте им, лейтенант, — заволновался Корбач, лежавший под скалой по ту сторону горловины. За ним, почти упираясь головой в его сапоги, притаился Арзамасцев.

— Что значит: не верьте?! — едко возразил ему Кирилл. Голос его совсем осел. Лейтенант слышал, как он подолгу и надсадно кашлял. — Нужно попробовать. Иначе придется торчать здесь всю ночь.

— Мы согласны пропустить вас! — снова заговорил Беркут. — Слово офицера, что не прозвучит ни единого выстрела!

— Плевал я на твое «слово офицера»!

— Тогда чего ты, идиот, добиваешься?

— Я сказал: убирайтесь! — все еще пробовал храбриться унтер-офицер.

«А ведь, оставаясь на террасе, Анна по крайней мере могла бы прикрывать нас, — подумал Андрей, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации. — Корбач прав: они могут скосить каждого, кто поднимется. Чем меньше нас, тем лучше для них».

— Слушайте меня! — вновь обратился он по-немецки. — Сложите оружие за центральным валуном! Добежать до него ни один из нас не успеет. Зато появится хоть какая-то гарантия! Складывайте! Мы стрелять не будем!