Книга По тонкому льду - Георгий Брянцев

Торопливость в данном случае помешала вытянуть вражескую цепочку.

Я высказал свою мысль капитану Кочергину.

– Всяко бывает, – заметил он. – Что Полосухин знает лишь одного Глухаревского – это вне сомнений. И что Глухаревский не знает Витковского, тоже вполне возможно. Тут мы столкнулись с обычной и очень простой схемой, то есть цепочкой, от низшего к высшему, от младшего к старшему. Согласны?

– Пожалуй, да.

– Жизнь учит нас находить звено, ухватившись за которое мы овладеем всей цепочкой. Так, кажется? – продолжал рассуждать Кочергин.

Я опять вынужден был согласиться, но добавил:

– Вся беда в том, что мы еще не нашли это самое важное звено.

– Тут вопрос спорный, – возразил Кочергин.

– Значит, вы уверены, что необходимое звено найдено? – спросил я.

– Думаю, что да, – твердо сказал Кочергин, хлопнул ладонью по столу и встал. – Думаю, что да… – повторил он. – Можно начинать со старшего, то есть сверху, можно и с младшего, то есть снизу, можно, наконец, начинать с середины. Во всех случаях мы выхватываем какое-то определенное звено из цепи. Весь вопрос состоит в том, как мы вырвем это звено. Обычный арест принесет мало пользы. Улик-то нет? Нет. Опять ждать случая, когда Полосухин что-то передаст Глухаревскому и вся цепочка придет в движение, по-моему, нецелесообразно. Часто жизнь требует от нас действий, а не рассуждений.

Важнее предупредить преступление, а не ожидать, пока оно совершится. А авиабригада – дело такое, что волокитой заниматься нельзя. Значит, надо думать над тем, как ухватиться за нужное звено… Попробуем обойтись на первых порах без арестов… Да-да, – он энергично потер руки и стал прохаживаться по кабинету. – Заготовьте повестку на вызов Полосухина…

Обычную повестку…

– Как свидетеля? – уточнил я.

– Ну конечно… Вызывайте его ко мне на девять вечера.

– Сегодня?

– Да! Повестку вручите ему лично. Но сделайте это так, чтобы Глухаревский знал о ней. Вы поняли меня? В этом вся суть. Именно в этом.

Ясно?

Я кивнул. Но сейчас могу признаться, что в то время у меня ясности не было. Абсолютно.

– Сделать это несложно. Ведь их дома рядом? – сказал Кочергин.

Я подтвердил.

– Придумайте что-нибудь…

– Постараюсь, – заверил я. – И все?

– Пока – да.

– Простите, товарищ капитан, – решил я спросить, – кто будет допрашивать Полосухина – я, вы или вместе?

Кочергин добродушно рассмеялся, лукаво, по-мальчишески подмигнул мне и сказал:

– Об этом узнаете вечером…

В пять часов я сел в трамвай, доехал до конца Советской улицы, сошел там и через несколько минут оказался в Больничном переулке. Когда-то до революции и в первой половине двадцатых годов в конце переулка у самого выгона размещалась городская больница, а теперь ее заново оборудованные помещения занимала артель «Гарантия», в которой, кстати, и работал Глухаревский.

Дома, в которых жили Глухаревский и Полосухин, стояли рядом, стена в стену, хотя дворы были отдельными. Когда-то, видимо, оба дома принадлежали одному хозяину, поэтому номера различались только по букве «а». Глухаревский жил в доме номер 11, а Полосухин – в доме номер 11-а. На этом сходстве я и строил план своих действий. В повестке на имя Полосухина умышленно была допущена ошибка – вместо номера 11-а поставлен номер 11.

Я взошел на крылечко к Глухаревскому и без всяких колебаний постучал в дверь.

Прежде чем она открылась, раздался сухой, отрывистый, неприятный кашель, а затем уже выглянула пожилая женщина, хозяйка дома. Я заранее предвидел такую возможность и быстро спросил:

– Квартирант у себя?

– Да.

– Позовите его!

Через короткое время она вернулась в сопровождении плотного мужчины с крупными чертами лица. По мне скользнул взгляд холодных, настороженных глаз.

«Такому поперек дороги не становись. Сомнет», – подумал я и, подавая ему повестку, сказал:

– Это вам… Вот здесь распишитесь!

Хозяйка смотрела то на меня, то на квартиранта и поеживалась.

Лицо Глухаревского не изменилось. Он всмотрелся в повестку и, возвращая ее мне, угрюмо сказал:

– Ошиблись адресочком, гражданин…

– Как? Одиннадцатый номер?

– Номер одиннадцатый, но никаких Полосухиных здесь нет, – так же угрюмо пояснил Глухаревский.

– Вот тебе на! – проговорил я и почесал затылок. – Где же искать Полосухина?

– Это уж ваше дело, – ответил Глухаревский. – Вам за это гроши платят…

Тут хозяйка, по простоте душевной, подвела квартиранта.

– Василий Спиридонович! Это же Федя… Федя, который…

Глухаревский не дал ей окончить и, перехватив инициативу, торопливо пояснил:

– Тьфу ты… Правильно, Федька-шофер! – он довольно бесцеремонно оттер хозяйку своим мощным плечом, вышел на крылечко и захлопнул за собой дверь. – По фамилии его тут и не знают. Федька и Федька. Но живет он рядом, в доме 11-а. Тут ошибочка. Пойдемте, я покажу…

Мы вместе спустились с крылечка, прошли через калитку соседнего двора, повернули направо. Глухаревский сказал:

– Вот там его жилье… – и показал на узкую замызганную дверь.

Я поблагодарил за любезность и постучал. Провожатый мой постоял немного и неторопливо удалился.

На стук вышел рыжий, нескладный парень с лицом, усыпанным веснушками.

Одет в легкомысленно короткие брюки с гармошкой у колен и несолидно сшитый куцый пиджак.

– Полосухин? – осведомился я.

– Точно. А что?

– А ничего. Вот вам повесточка. Распишитесь… Сегодня в девять вечера… Адрес указан…

Нет, это не Глухаревский! Руки у Полосухина задрожали. Поставив свою фамилию, он недоуменно повертел повестку, словно не ведая, куда ее сунуть, и вопросительно взглянул на меня.

– Пропуск будет выписан, – объяснил я и предупредил: – Без опозданий.

У ворот я обернулся: Полосухин глядел мне вслед с открытым ртом…

Вечером, точно в срок, Полосухин постучал в дверь приемной Кочергина.

Проинструктированный капитаном, я принял его, усадил на стул возле окошка, а сам расположился за столом секретаря и стал писать справку, не имеющую отношения к делу.

Сейчас Полосухин был уже не тот, что днем. От растерянности не осталось и следа. Наоборот, на лице его была написана решительная готовность ко всему, что его ожидает…