Книга Кулинар - Мартин Сутер

Тем не менее Раззак позвонил на следующий день. Они договорились встретиться в баре одного из пятизвёздочных отелей на берегу озера. Дальманн знал бармена и имел там свой постоянный столик в уединённой нише, не слишком близко от рояля.

Он явился на встречу слишком рано и теперь потягивал кампари с содовой, закусывая ещё тёплым после печи солёным миндалём. Это был час между лыжной прогулкой и аперитивом — любимое время Дальманна. Гости отдыхали в номерах, приводили себя в порядок к вечеру. Пианист негромко играл сентиментальные вещи, у официантов тоже было время поговорить.

Раззак пришёл точно в назначенный час и заказал себе колы. Он принадлежал к числу тех мусульман, которые не употребляют алкоголь даже за границей.

Только теперь, с глазу на глаз, Дальманн спросил араба о Джафаре Фаяхате.

— Он больше не работает, — ответил Раззак. — Джафар наслаждается плодами своих трудов и обществом внуков, которых у него пятнадцать.

Они обменялись несколькими воспоминаниями, после чего Дальманн замолчал, предоставив арабу возможность высказать свои пожелания.

Тот немедленно перешёл к делу.

— Когда-то вы устраивали нам встречи с дамами, — напомнил он.

— Это не моё дело, — оборвал Дальманн араба. — Однако я могу свести вас кое с кем, кто устроит вам такую встречу.

Раззак пропустил это замечание мимо ушей.

— Возможно ли такое здесь?

Дальманн откинулся на спинку кресла, изобразив на лице работу мысли.

— Я попробую вам помочь, — сказал он наконец. — А когда вам это надо?

— Завтра, послезавтра, — оживился араб. — Мы будем здесь шесть дней.

Дальманн принял его пожелание к сведению. А затем решил, что пришёл его черёд задавать вопросы.

— Всё ещё работаете в области безопасности и обороны? — начал он и, получив утвердительный ответ, участливо осведомился у гостя, не аукнется ли ему изменение стратегии швейцарского правительства в этой области лишней головной болью. — Всё это не только несправедливо и недальновидно, — возмущался Дальманн. — Это чрезвычайно плохо как для безопасности, так и для бизнеса.

В этом году Пакистан купил в Швейцарии оружия на сто десять миллионов франков — больше, чем какая-либо другая страна. Однако с некоторых пор здешнее правительство стало осторожничать.

— Давление общественного мнения сейчас очень велико, — продолжал Дальманн. — Референдум о запрете экспорта оружия неизбежен. Но когда волна схлынет — а это произойдёт обязательно, — ситуация войдёт в нормальное русло.

Тут Дальманн перешёл к обсуждению достоинств отслуживших своё бронетранспортёров М-113 и совершенно легальной возможности импортировать их в Пакистан через США. Упомянул он и о своей роли в этом предприятии.

Вечер Дальманн провёл на приёме в одном аукционном доме, который представил самые интересные работы предстоящего торга экспрессионистов в Нью-Йорке. Потом ел в недорогом ресторане, в тесной и очень разношёрстной компании, сырное фондю. Традиционный и приятный ужин. О бизнесе — ни слова. Проговорившийся ставит в наказание бутылку вина. Однако назначать время для последующих деловых встреч не возбранялось.

Просьбу Казн Раззака Дальманн переадресовал Шефферу. Он и сам мог обратиться с этим вопросом к Кули, однако ни под каким предлогом не хотел его видеть.

Шефферу же он назначил на следующее утро в десять часов и принял его в халате за завтраком.

«Сотрудник», разумеется, уже поел и заказал Лурд только чашку чая и яблоко, которое принялся очищать всё с той же действующей Дальманну на нервы тщательностью.

— Я почти в порядке, — объяснил Дальманн, выставляя на столе пузырьки с медикаментами. — Правда, время от времени нужно разжижать кровь, чтобы не было тромбоцитов, регулировать сердечный ритм, давление, холестерин и уровень мочевой кислоты.

Пока шеф с отвращением одно за другим принимал лекарства, запивая их апельсиновым соком, Шеффер тоже достал свои капли и запрокинул голову.

— Что говорит Кули? — спросил его Дальманн.

Шеффер промокнул уголки глаз носовым платком.

— Что всё можно устроить, — ответил он.

— И с пакистанским меню тоже?

— Да.

Дальманн поручил Шефферу выяснить, может ли Кули заказать своему повару обычный обед для пакистанцев и накрыть для них обыкновенный стол с приборами. А эротическую часть пусть возьмут на себя дамы, которых подъедут к десерту, чтобы потом проводить гостей в отель. Он здесь, чтобы устанавливать деловые контакты, а не устраивать оргии. В конце концов, он не бордель содержит.

— А как со сроками? — поинтересовался Дальманн.

— Послезавтра повар свободен. Но мы должны определиться сегодня до обеда.

Дальманн тщательно отделил желток поджаренного яйца от белка и положил его на хлеб. Так же старательно он один за другим удалял кусочки поджаренного сала. Каждый второй с заметным усилием.

— Мы уже определились, — сказал он, отправляя бутерброд в рот.

31

Итак, получалось, что тамилец Мараван, о существовании которого пакистанец Раззак не имел ни малейшего понятия, готовил последнему обед, во время которого решалась судьба сделки, в результате которой через вторые-третьи руки на вооружение армии Шри-Ланки должна была поступить партия отслуживших свой век швейцарских бронетранспортёров.

Дальманн хотел удивить гостей классическим пакистанским меню, к которому Мараван позволил себе добавить кое-что и от себя.

Блюдо из чечевицы под называнием «ахра дал» тамилец приготовил наподобие ризотто. Выложил крупу кольцом и приправил кориандровой и лимонной пенкой.

Нихари — карри с говядиной, которое нужно в течение шести часов готовить на медленном огне, Мараван приготовил с желатином в виде пралине,[38]добавив луковой эмульсии и чипсов из рисового пюре.

Курицу для бирьяни[39]Мараван тушил на медленном огне и запёк с коркой из смеси приправ с пальмовым сахаром, ароматизировав перечной мятой и корицей.

Радуясь перемене меню, Мараван самозабвенно экспериментировал на плохо оборудованной, зато роскошной кухне, отделанной гранитом и «облагороженным» деревом, которому искусная рука мастера добавила возраста.

Их принял некто Шеффер — худой, жилистый человек, которому, насколько понял Мараван, они и были обязаны этим заказом. К обеду он ушёл. К услугам Маравана осталась фрау Лурд. Хозяина ждали к семи часам, гостей — к половине восьмого.