Книга И быть подлецом - Рекс Стаут

— Если вы не возражаете, — сказал гость, — то я бы хотел знать, нельзя ли ещё глоточек этого коньяка?

Таким образом, он продолжал вкушать коньяк, в то время как Вулф пил пиво. Я извинился и вышел подышать воздухом, тем самым им была предоставлена полная возможность как следует обсудить остроконечные арки тулунской мечети, тем более что, по моим предположениям, это заняло бы много времени.

Я вернулся после одиннадцати, и вскоре после этого Майклз стал собираться домой. Он вовсе не был пьян, но значительно порозовел и расслабился по сравнению с тем, каким он вошёл. Вулф настолько подвыпил, что даже поднялся попрощаться, и я не увидел на его лице привычного сомнения, когда Майклз протянул ему руку. Вулф по-приятельски пожал её.

— Я хочу спросить у вас кое-что, — сказал Майклз.

— Спрашивайте.

— Я хочу задать вам вопрос, связанный с вашей профессией. Мне нужна помощь, и я заплачу за неё.

— Конечно, сэр, если это будет что-нибудь стоить.

— Я уверен, что будет. Я хочу знать вот что: если за вами следят, если вас преследует человек, сколько существует способов ускользнуть от него и что это за способы?

— Боже мой! — Вулф передёрнулся. — Как долго это продолжается?

— Многие месяцы.

— Так. Арчи?

— Конечно, — сказал я, — с удовольствием.

— Я не хотел бы быть навязчивым, — соврал Майклз. — Ведь уже слишком поздно.

— Ничего-ничего. Садитесь.

Я действительно не имел ничего против, особенно с тех пор, как повстречался с его женой.

Глава 19

Это и впрямь кое-что объясняет, думал я, причёсываясь утром в четверг. Это действительно шаг вперёд.

Затем, бросив расчёску в ящик, громко сказал:

— Да, вперёд. Только по направлению к чему?

Когда расследуется убийство, обычно половина времени уходит на распутывание ложных нитей. Иногда это раздражает, но какого чёрта! Если ты занимаешься детективной работой, надо просто отбросить эти версии и заняться поисками новых. В нашем случае сложность заключалась в другом. Мы не бросались определять источники новых звуков только для того, чтобы выяснить, что это — кошка на заборе. Мы были далеки от этого. Всю подобную работу мы возложили на полицейских. Те шаги, которые мы предприняли, оказались удачными. Два наших основных открытия — лента на бутылке и способ работы отдела подписки «Чего ожидать», без сомнения, были важными компонентами картины смерти Сирила Орчарда, то есть как раз того, над чем мы работали.

Значит, мы сделали шаг вперёд. Прекрасно. Когда ты делаешь шаг вперёд, следующий пункт программы — ещё один шаг в этом направлении. Как раз об этот камешек в лепёшке я сломал себе утром зуб. Принимая ванну, одеваясь и завтракая, я снова и снова рассматривал ситуацию с разных углов и точек зрения и должен признать следующее: позови меня Вулф к себе и попроси сказать, как я собираюсь провести день, я был бы нем как рыба.

Если вы следите за ходом моей мысли, то поймёте: я занимался тем, что анализировал свою предыдущую деятельность. Когда Вулф позвал меня к себе, пожелал мне доброго утра, поинтересовался, как я спал, и попросил меня позвонить инспектору Кремеру и пригласить его к нам к одиннадцати часам, я сказал только:

— Да, сэр.

По собственной инициативе я решил сделать ещё один телефонный звонок. Поскольку это нарушало закон, я не хотел звонить из кабинета Вулфа. Поэтому, когда я отправился прогуляться в банк положить на счёт деньги по чеку бывшего клиента, который расплачивался с нами частями, я зашёл в телефонную будку. Я дозвонился Лону Коэну и сказал ему, что хочу поговорить с ним на тему, не имеющую отношения к детективной работе, но тем не менее абсолютно конфиденциальную. Я сказал, что мне предложили работу, за которую платят в десять раз больше, чем получал он, и в два раза больше, чем получаю я, и, хотя у меня нет намерения покидать Вулфа, мне всё-таки любопытно. Не слышал ли он когда-нибудь о типе по имени Арнольд Зек, а если слышал, то что?

— Ничего такого, что бы тебя заинтересовало, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, что тебе нужен не воскресный репортаж, а что-то такое, что не лежит на поверхности, но увы… Зек — вопросительный знак. По слухам, он владеет двадцатью членами местных законодательных органов и шестью лидерами районного масштаба. Ещё я слышал, что к нему не подступиться. Ходят слухи, что, если ты напечатаешь про него что-нибудь такое, что ему не понравится, твое обглоданное акулами тело найдут на морском берегу. Но это могут быть просто разговоры. Одна маленькая деталь — надеюсь, между нами?

— Конечно.

— В моём досье про него нет ни слова. У меня была однажды возможность заглянуть туда, несколько лет тому назад, когда он передал свою яхту военно-морскому флоту. Ни слова, что странно, когда речь идёт о типе, который раздаёт яхты и владеет самой высокой горой в Вестчестере. А что за работа?

— Забудь об этом. Я даже и не собирался её принять. Я думал, что яхта у него.

Я решил не продолжать этого разговора. Если когда-нибудь Вулфу придётся бежать из дома и искать себе убежище, я не хотел, чтобы это произошло по моей вине.

Кремер приехал вскоре после одиннадцати. Вид у него был отнюдь не жизнерадостный. Когда он обычно появляется у нас, он намеревается разорвать Вулфа на куски или по крайней мере припугнуть тем, что отвезёт его в полицейский участок или пошлёт за ним наряд, у которого будет бумага, подписанная судьёй. В такие моменты глаза у него горят, а ноги трясутся. На сей раз он был настолько несчастен, что даже позволил мне взять у себя пальто и шляпу и повесить их на вешалку. Но когда он вошёл в кабинет, плечи его распрямились. Он настолько привык выглядеть воинственным, входя в эту комнату, что это происходит уже автоматически. Он пробурчал приветствие, сел и спросил:

— Что у вас на этот раз?

Вулф, сидевший со сжатыми губами, посмотрел на него и затем ткнул в его сторону пальцем.

— Знаете, мистер Кремер, мне начинает казаться, что я осёл. Вчера исполнилось три недели с тех пор, как я прочитал в газете об убийстве мистера Орчарда. В тот самый момент мне следовало немедленно догадаться, почему люди платили ему десять долларов в неделю. Я говорю не просто об идее шантажа вообще, такое предположение напрашивалось, я имею в виду всю операцию. То, как это проделывалось.

— Это вы сейчас догадались?

— Нет, мне всё описали.

— Кто?

— Не имеет значения. Невинная жертва. Хотите, чтобы я вам всё разъяснил?

— Конечно. Но можно наоборот.

Вулф нахмурился:

— Что? Вы тоже знаете об этом?

— Да, знаю. Теперь знаю. — Кремер не хвастался, он оставался всё таким же угрюмым. — Я ничего не хочу сказать против управления полиции Нью-Йорка. Оно работает лучше всех в мире, но это большая организация, и нельзя ожидать, что кто-нибудь знает всё о том, что делают остальные. Я занимаюсь убийствами. Отлично. В сентябре 1946 года, девятнадцать месяцев тому назад, житель города обратился с жалобой к сержанту в полицейский участок. Люди получали анонимные письма, в которых речь шла о нём. Ему позвонил какой-то мужчина и сказал, что, если он подпишется на «Ипподром» сроком на год, писем больше не будет. Житель сказал, что в письмах всё — ложь, что его не проведёшь и что он требует правосудия. Поскольку всё это выглядело достоверным, сержант посоветовался с капитаном. Они вместе отправились в офис «Ипподрома», нашли там Орчарда и насели на него. Он всё отрицал и заявил, что кто-то пытается подложить ему свинью. Тот самый житель слышал Орчарда непосредственно и по телефону и сказал, что у звонившего ему был другой голос и что это, видимо, сообщник. Но никакого сообщника найдено не было. Не было найдено ничего. Орчард не менял своей позиции. Но отказался предоставить список своих подписчиков, сказав, что не хочет, чтобы им докучали. Поскольку состава преступления найдено не было, он имел право так поступить. Адвокат, нанятый жителем города, не смог заставить Орчарда давать показания под присягой. Анонимные письма прекратились.