Книга Физиология брака - Оноре де Бальзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло восемь лет, и вдруг эта сцена, дотоле нимало меня не трогавшая, всплыла в моей памяти; при свете свечей и сверкании драгоценных камней я ясно различил ее мораль. Да, женщина ненавидит увещевания; если ее начинают в чем-то убеждать, она не может противиться соблазну и исполняет роль, уготованную ей природой. Для нее уступить чужим доводам — значит оказать милость; логические рассуждения раздражают и убивают ее; воздействовать на нее можно лишь с помощью той силы, к какой так часто прибегает она сама, — я имею в виду чувствительность. Отсюда следует, что опору для своего безраздельного господства муж должен искать не в себе самом, а в своей жене; подобно тому как алмаз можно разрезать только другим алмазом, с женщиной можно справиться, лишь если этого захочет она сама. Подарить серьги так, чтобы тебе их вернули назад, — вот навык, полезный во всех без исключения случаях жизни.
Теперь перейдем ко второму из обещанных наблюдений.
«Кто сумеет распорядиться одним томаном[178], сумеет распорядиться и сотней тысяч», — гласит индийская пословица; что до меня, то я толкую восточную мудрость расширительно и говорю: «Кто умеет управиться с женой, сумеет управлять и целой нацией». В самом деле, между этими двумя отраслями управления есть немало общего. Разве мужья не должны проводить примерно ту же политику, что и короли, которые на наших глазах забавляют народ, чтобы под шумок лишить его свободы; закармливают его яствами один-единственный день в году, чтобы остальные триста шестьдесят четыре дня держать на голодном пайке; запрещают ему воровать, безжалостно его грабя, и говорят: «Лично я на месте народа вел бы себя безупречно»?
Прецедентом, который следовало бы учесть всем мужьям, является политика Англии. Имеющий глаза не может не видеть, что с того момента, как искусство управлябельности[179]в этой стране усовершенствовалось, вигам[180] очень редко удается остаться у власти. Не успеют виги победить на выборах, как на смену их недолговечному кабинету приходят солидные тори[180], которые обосновываются в министерских креслах всерьез и надолго. Ораторы либеральной партии походят на крыс, которые упорно грызут острыми зубами подгнившую стенку буфета, но в тот самый миг, когда пьянящий запах королевских орехов и сала достигает их ноздрей, какие-то негодяи заделывают щель. По отношению к вашему правительству женщина и есть виг. В том положении, в каком мы ее оставили, она, естественно, принимается мечтать о все больших и больших свободах. Взгляните на ее происки сквозь пальцы, позвольте ей растратить силу на то, чтобы пройти половину лестницы, ведущей к вашему трону, а когда она протянет руку за скипетром, как можно нежнее и изящнее сбросьте ее на землю, крича при этом: «Браво!», дабы не отнимать у нее надежду на скорую победу. Эта хитрая система должна подкреплять все прочие средства нашего арсенала, к которым вам будет угодно прибегнуть для укрощения вашей жены.
Таковы общие принципы, которые обязан чтить всякий муж, не желающий допускать ошибок в управлении своим маленьким королевством.
Теперь, пренебрегши мнением того епископа, который на Маконском соборе остался в меньшинстве[181](и невзирая на Монтескье, который, разгадав, пожалуй, самую сущность конституционного строя, сказал где-то, что в больших собраниях здравые мысли всегда звучат из уст меньшинства), мы примем за данность, что женщина состоит из тела и души, и начнем с описания тех способов, какие помогут вам приобрести власть над ее душой. Что ни говори, мысль благороднее, чем плоть, и мы предпочтем науку кухне, а образование — гигиене.
Давать женщинам образование или нет — вот в чем вопрос. Из всех затронутых нами вопросов этот — единственный, который требует ответа либо сугубо положительного, либо резко отрицательного; середины тут нет. Либо образованность, либо невежество — третьего не дано. Размышляя об этих двух безднах, мы воображаем себе Людовика XVIII[182], сопоставляющего радости XIII столетия с несчастьями XIX. Восседая перед весами, которые он так хорошо умел наклонять собственной тяжестью в нужную сторону, он видит на одном конце фанатическое невежество монаха, покорство крепостного крестьянина, сверкающий клинок рыцаря; кажется, он уже слышит клич: «Франция и Монжуа-Сен-Дени[183]!»... но тут, переведя взгляд, он с улыбкой замечает спесивого фабриканта, гордящегося званием капитана национальной гвардии, биржевого маклера — обладателя элегантной двухместной кареты, скромного пэра Франции, сделавшегося журналистом и отдающего сына в Политехническую школу, видит роскошные ткани, газеты, паровые машины и в довершение всего пьет кофе из чашки севрского фарфора, на дне которой до сих пор красуется увенчанная короной буква «Н».
«Долой цивилизацию! Долой мысль!..» — вот какой крик рвется из вашей груди. Вы приходите к выводу, что по той простой причине, которую испанцы формулируют предельно ясно, говоря: «Проще управлять нацией неучей, нежели нацией ученых», — по этой причине давать женщинам образование не следует ни под каким видом. Счастлив народ, состоящий из глупцов: он не помышляет о свободе, а потому не знает ни тревог, ни бурь; он живет, как живет колония полипов; подобно ей, он может поделиться на две или три части, и каждая останется цельной и жизнеспособной нацией, которую сможет повести за собою любой слепец, вооруженный пастырским посохом. В чем источник этого чуда? В невежестве: им одним крепок деспотизм, расцветающий в потемках и безмолвии. Дело в том, что в браке, как и в политике, счастье есть величина отрицательная. Быть может, привязанность народов к абсолютным монархам даже более естественна, чем верность жены нелюбимому мужу: ведь мы, напомню, исследуем ситуацию, когда любовь вашей жены к вам уже почти испарилась. Значит, вам пора прибегнуть к тем спасительным строгостям, на которых основывает г-н фон Меттерних свою излюбленную политику status quo[184]; впрочем, мы советуем вам пользоваться этими средствами с еще большей тонкостью и обходительностью, чем г-н фон Меттерних, ибо ваша жена хитрее всех немцев вместе взятых и сладострастнее любого итальянца.
