Книга Ночной шторм - Юхан Теорин

— Я и не знал, что мы приглашены.

— Конечно. — Мирья вгрызлась зубами в яблоко. — Приезжайте когда пожелаете.

— Катрин ты никогда не приглашала, насколько я помню, — заметил Йоаким.

— Катрин никогда бы и не приехала, — сказала Мирья. — Но мы иногда перезванивались.

— Раз в году, — уточнил Йоаким, — на Рождество.

Мирья покачала головой:

— Мы говорили всего месяц назад.

— О чем же?

— Ничего особенного. О моей выставке в Кальмаре и моем новом мужчине, Ульфе.

— Другими словами, вы говорили только о тебе.

— Нет, о ней тоже.

— И что она сказала?

— Ей было очень одиноко здесь. Она скучала по тебе. По Стокгольму она не скучала… Только по тебе.

— Я должен был закончить работу.

Конечно, он мог сделать это и раньше. Он много чего мог сделать раньше. Но не хотел обсуждать это с тещей. Мирья снова вышла в коридор. На этот раз ее внимание привлекла картина Рамбе перед спальней Йоакима.

— Я подарила ее Катрин на двадцатилетие, — сказала Мирья. — На память о бабушке.

— Катрин очень ее любила.

— Не стоит держать картину здесь. На последнем аукционе работа Торун ушла за триста тысяч.

— Да? Но никто не знает, что она здесь.

Мирья внимательно разглядывала картину.

— Ни одной горизонтальной линии… Вот почему на нее так сложно смотреть, — произнесла она. — Именно так и выглядит буря.

— Торун видела бури?

— Конечно. В первую же зиму на остров налетел сильный шторм. Но Торун все равно пошла к торфянику. Ей нравилось рисовать на открытом воздухе.

— Мы там были вчера, — заметил Йоаким. — Там хорошо.

— Только не в шторм, — продолжала Мирья. — Ее мольберт унесло ветром. Солнце исчезло. Начался снег. Видимость была не дальше метра.

— Но Торун выжила?

— Выбираясь из торфяника, она провалилась в воду, но тут на мгновение видимость улучшилась, и она увидела маяк. В последнюю секунду ей удалось выбраться из воды. Мирья рассказывала, что, выползая из торфяника, Торун видела мертвых… Тех, кого принесли в жертву в древние времена… Она сказала, что они показались из воды и тянули к ней руки.

Йоаким напрягся. Теперь понятно, почему картины Торун такие мрачные.

— С того дня у нее начались проблемы со зрением, — прибавила Мирья. — В конце концов она полностью ослепла.

— Из-за шторма?

— Неизвестно. Но после того дня она не могла открыть глаза несколько дней. Шторм принес песок, смешанный со льдом: это все равно что иголки, летящие в глаза.

Мирья отошла в сторону.

— Людям не нравятся мрачные картины, — сказала она. — Они хотят видеть синее море, спокойное море и цветы. Радостные полотна в светлых рамах.

— Как у тебя.

— Именно так, — энергично кивнула Мирья, не обижаясь на его слова. — Солнечные картины для дачников.

Она огляделась по сторонам:

— Но у вас нет ни одной работы Мирьи Рамбе, не так ли?

— Нет, но у Катрин были открытки.

— Хорошо, — кивнула Мирья. — Открытки тоже приносят деньги.

Йоакиму слова давались с трудом. Он продолжил идти в сторону кухни.

— Сколько картин нарисовала Торун? — спросил он.

— Много. Около пятидесяти.

— А теперь их осталось только шесть?

— Да, только шесть, — с грустью подтвердила Мирья.

— Люди говорят…

Мирья не дала ему закончить, сказав:

— Я знаю, что говорят люди, — что это ее дочь уничтожила картины, которые сегодня стоили бы миллионы… Говорят, я положила их в печь и подожгла, чтобы не замерзнуть.

— Катрин в это не верила.

— Вот как?..

— Она сказала, что ты завидовала Торун… И выбросила ее картины в море.

— Катрин родилась год спустя, она не могла знать, — вздохнув, сказала Мирья. — Я слышала эти сплетни. Мирья Рамбе встречается с молодыми мужчинами, пьет беспробудно… Катрин тебе говорила?

Йоаким покачал головой, вспоминая, как Мирья напилась на их свадьбе и пыталась совратить его юного двоюродного брата.

Они снова оказались на веранде. Мирья застегнула куртку.

— Пойдем со мной, — сказала она. — Я хочу кое-что тебе показать.

Йоаким вышел за ней во двор. Краем глаза он увидел Распутина у забора.

— Здесь все по-прежнему, — заметила Мирья.

Она зажгла новую сигарету и заглянула в темное окно домика для гостей.

— Никого, — констатировала она.

— Агент по продаже недвижимости сказал, что это домик для гостей. Мы собирались привести его в порядок к весне. Такой был у нас план…

— Я жила здесь с Торун три года, — сказала Мирья. — Среди пыли и крыс. Здесь было холодно, как в могиле… Брр. — Она повернулась спиной к дому. — То, что я хочу тебе показать, это там…

Мирья прошла к коровнику и открыла тяжелую дверь. Затушив сигарету, она зажгла свет и знаком позвала Йоакима за собой.

— Это там! — кивнула она на сеновал.

Поколебавшись, Йоаким пошел за ней к лестнице. Через минуту они стояли на сеновале среди старых вещей.

— Тут нельзя пройти, — сказал он.

— Можно, — возразила Мирья и смело пошла прямо, перешагивая через ящики, сумки и ржавые запчасти. Она целенаправленно шла к стене в противоположном конце сеновала. Остановившись, она ткнула пальцем в стену.

— Смотри… Я обнаружила это тридцать пять лет назад.

Йоаким пригляделся. В слабом свете, проникавшем в окно, он различил на стене вырезанные имена, числа, обозначающие годы, и библейские изречения. Рядом со многими именами были кресты.

Надпись «Дорогая Каролина, 1868» была сделана под самым потолком. Ниже Йоаким прочитал: «Мой дорогой Ян, покойся с миром, 1883». Еще ниже: «Памяти Артура Карлсона, утонувшего 3 июня 1911…» Было еще много имен, но Йоаким прекратил чтение и повернулся к Мирье:

— Что это?

— Люди, погибшие на хуторе, — ответила Мирья шепотом. В голосе ее слышно было волнение. — Родственники вырезали здесь их имена… Эти были здесь, когда я была маленькой, а вот эти — совсем новые.

Она показала на имена у самого пола. «Славко», — прочитал Йоаким.

— Наверно, беженцы, — сказал он. — Они останавливались на Олуддене пару лет назад. — Он посмотрел на Мирью: — Но зачем вырезать имена погибших?

— А зачем люди ставят памятники на могилах?