Книга Это твоя жизнь - Джон О'Фаррелл

— Короче, Стенли, в субботу вечером большая церемония награждения в «Гросвинор Хаус-Отеле» на Парк-лейн. Пять перемен блюд, дармовое шампанское, интересные речи и все такое. Чтобы ты там был…

— В банкетном зале?

— He-а, ты должен весь вечер простоять в сортире и всем подавать рушники. Кстати, этими вот дезинфицированными щипцами, чтобы гостей не передергивало от мысли, что они от тебя нахватаются мерзких микробов, прокаженный ты наш.

Я толкнул дверь кабинки и с облегчением увидел, что внутри нет служащего, который втискивается вместе с тобой, отрывает кусочки туалетной бумаги и передает их тебе посредством пинцета. По нужде не хотелось. Поэтому я защелкнул замок и, не расстегивая брюк, сел на крышку унитаза отдохнуть. Просто надо было где-то спрятаться на несколько минут и перевести дух, а не притворяться, что я расслабляюсь. Что я тут делаю? Это же смешно! Я, наверное, рехнулся, так далеко зайти! Этим вечером все раскроется. Конферансье зачитает список, а потом объявит, что они пытались найти хоть кого-то, кто видел Джимми Конвея, и выяснили, что этот человек ни разу в жизни не поднимался на сцену. И тут я рвану к дверям, но меня поймают два вышибалы, бывшие спецназовцы, проведут к кассе-автомату и заставят заплатить сотни фунтов за три бокала шампанского и куриную ножку с молодой картошкой и помидорчиками.

Так, попробуем успокоиться. Все в порядке, этот вечер — просто небольшое приключение. Лучшим артистом эстрады назовут моего старинного приятеля по шоу-бизнесу Майка Меллора. Я ему буду аплодировать и постараюсь не выказать разочарования или зависти, всего и делов-то. Затем брошу весь этот чертов спектакль и с первыми петухами исчезну из поля зрения прессы. А теперь надо наслаждаться вечером, как будто я на ярмарке.

Я услышал, как дверь распахнулась, и по пустому помещению заскакали гулкие фразы, отражаясь от кафельных стен:

— Ты с кем за столиком?

— Да с Пенни Вебстером, режиссером «Над чем смеетесь?». Ну, такая программа комедийных клипов на Четвертом канале. Его выдвинули на приз за лучшую комедийную викторину.

— А, конечно, я ее записал, только еще не смотрел. А я с Майком Меллором, его выдвинули на лучшего эстрадника.

— У него хоть шансы-то есть?

— Да говорят, или он, или Джимми Конвей. Конвей очень грамотно работает… по телевизору не выступает, абы где не играет. Это его здорово отличает от всех.

— Точно, газеты от него балдеют. Ты читал разворот в «Санди таймс»?

— Ага, хотя не уверен, что журналистка его правильно поняла.

— Так ты его видел на сцене?

— Видел как-то, довольно давно. Чертовски давно. Он еще только начинал. Но я уже тогда понял, что он будет круче всех. Этот его рыбный номер. Оборжешься.

— Это который показывали пару лет назад в «Банановом кабаре» на Рождество?

— Ага, вроде он самый.

— Класс. Я тоже был на том концерте. То-то смотрю, лицо знакомое. Силен мужик, верно?

— Ну да, хотя… я его видел круче.

— Где это?

— В Нью-Йорке, шоу «Поймай восходящую звезду». У него там весь зал лежал.

Соревнование лжецов началось, победит самый бесстыжий лжец. Ну ладно, второй после самого бесстыжего — того, кто сидел на унитазе, задрав ноги, чтобы его не опознали по ботинкам и брюкам, хотя они такие же черные, как у всех остальных. Если эти два позера сумели убедить себя в том, что видели меня на сцене, может, и другие повсюду расписывают, как я хорош? А может, и члены жюри, присуждая награду, не сумеют признаться друг другу, что узнали о моем существовании из газет? Все, блефуя, примкнут к партии Джимми Конвея, чтобы, не дай бог, не отстать от жизни? Пару лет назад ко мне в книжном магазине подошли и предложили поучаствовать в опросе о литературе. Когда меня попросили назвать роман века, я задумался, чтобы скрыть панику, а потом торжественно объявил: «Улисс» Джеймса Джойса. Я же первой страницы этого хренова «Улисса» не одолел, а вот показалось, что так и надо ответить умной девушке в очках. А «Улисс» потом и в самом деле возглавил список. Неужто все опрошенные блефовали, как я?

Я высидел в кабинке еще несколько минут, но толку чуть. Я не спустил в унитаз свои тревоги. У меня был запор страха. Я нервничал не только из-за номинации. Добивала самоуверенность всех этих красавцев вокруг меня. Я как рыба без воды, думал я. Хуже: рыба, которую вытащили из воды в надежде, что она будет играть центральным нападающим за «Манчестер Юнайтед» на глазах у шестидесяти тысяч болельщиков. Н-да… может, это и есть зачин легендарного рыбного номера? Вряд ли…

Я отпер дверь кабинки и смекнул, что для виду надо спустить воду. А якобы воспользовавшись туалетом, я был обязан вымыть руки. Когда я это сделал, человек с самой неблагодарной работой в мире подал мне полотенце.

— Спасибо, большое спасибо.

— Пожалуйста, — с заученной вежливостью сказал он, шагнув обратно, к стопке чистых полотенец.

Руки я вытирал гораздо дольше, чем требовалось, с демонстративной тщательностью — в надежде, что он почувствует, что его труд хоть немного ценят. «Знаешь, — скажет он жене вечером, — одному человеку сегодня в самом деле понравилось полотенце, которое я ему подал. Он постарался стереть с рук каждую каплю воды, вот ради таких моментов я и работаю».

При этой мысли мне даже захотелось расстегнуть рубашку и пройтись полотенцем под мышками, но я решил, что это будет уже чересчур, поэтому просто еще разок протер кисти и запястья.

И тут мой взгляд упал на тарелочку с монетками рядом с мыльницей. Сначала я решил, что у них такое роскошное заведение, что повсюду лежат тарелочки с дармовыми деньгами, вроде бесплатных конфет, пригоршни мелочи, чтобы человек при желании мог прихватить пару-тройку фунтов. Потом понял, что мужику с полотенцами полагаются чаевые. Монетки в тарелочке были в основном фунтовые, пара полуфунтовых засунута ниже остальных — чтобы стыдно было давать такую ничтожную сумму. «Чаевые? — подумал я, пораженный. — За то, что мне подали полотенце?»

Я никогда не считал себя особым скупердяем, но просто не мог не чувствовать, что фунт — многовато за то, что тебе протянули портянку. В магазине «Господин Один Фунт» на фунт можно купить набор из трех отверток. Или пластиковый мяч. Или картинку в рамке: девочка с котенком. А тут портянку-то дают не насовсем. И выбора никакого. Да я, может, лучше принес бы свое полотенце, чем за чужое платить фунт.

Если теперь на моих ладонях и была влага, то потому, что я весь вспотел, лихорадочно соображая, как же быть. Я живо понял, что вариантов нет, кроме как увеличить сортирному магнату гору золотых, которые он вымогает у глупеньких знаменитостей. Нет-нет, стоп! Надо выкинуть из головы эту дешевую скаредность. А вдруг эти крохи помогают бедняге содержать жену и свояченицу-инвалида? Что это я, пожалел стоимость полкружки светлого пива? Вручив малиновому старикану использованное полотенце, я с уверенной улыбкой полез в карман и вытащил единственную монету. Блин. Двухфунтовая. Два фунта. Целое состояние! В магазине «Господин Один Фунт» в Сифорде на это можно купить… все что угодно, причем два раза.