Книга Верховные судороги - Кристофер Бакли

— Что она заболела.

— Не могу же я сказать президенту Соединенных Штатов, что она с толчком обнимается. Это неприлично.

— Скажи, что она съела что-то не то.

Пеппер, которой их разговор был хорошо слышен, сказала:

— Все нормально. Дайте мне пару… — за чем последовал новый наводящий на мысль о морских просторах звук.

Конечно, ей пришлось пройти к этой минуте через многое, почти исчерпав пожизненные запасы адреналина. Несколькими часами раньше, когда она лежала без сна, обливаясь по́том на 800-долларовой простыне и глядя на дисплей цифровых часов, ей вдруг пришло в голову, что обратной дороги у нее нет. Новый рабочий кабинет ее размещался в здании, которое выглядело так, точно его перенесли сюда с Акрополя. Пеппер преследовали сны, в которых за ней захлопывались огромные бронзовые двери и она, обернувшись, видела какие-то фигуры в плащах с капюшонами, заваривавшие, демонически хихикая, эти двери автогеном. Она вгляделась в голубоватую воду унитаза. «Здесь даже вода в толчке выглядит дорогой». А между тем президент Соединенных Штатов и представители мировой прессы, теряя терпение, ждут ее в Овальном кабинете.

«Ох, девочка, — подумала она, с трудом поднявшись на ноги и взглянув на отражавшийся в зеркале уборной кошмар. — Какого черта ты в это ввязалась?»

— Как ты насчет глотка бурбона? — спросил из-за двери Джи-Джи.

— No seas tonto,[51]Джи-Джи. Что она, будет на президента бурбоном дышать?

— Я ж не предлагаю ей всю бутылку выдуть.

Пеппер распахнула дверь уборной — бледная, но собранная.

— Ладно, — отдуваясь, сказала она. — За дело.

Хуанита загнала ее обратно в уборную, принесла туда щетку для волос, губную помаду и прочее. Джи-Джи, пожав плечами, проглотил бурбон сам.

Присяга, которую собственнолично принял у Пеппер Председатель Верховного суда Хардвизер, прошла достаточно гладко. Готовясь к ней, Пеппер прополоскала рот, потратив едва ли не литр предназначенной для этого жидкости, и теперь пахла, как засеянное мятой поле. Собственно, и от председателя суда тоже попахивало мятой. После принятия присяги состоялся приятный завтрак в узком кругу, по завершении коего президент Вандердамп подарил Хуаните свою столовую карточку, предварительно на ней расписавшись.

Глава 14

Сенатор Декстер Митчелл проводил на Капитолийском холме официально-неофициальную беседу со старым другом, сенатором от великого штата Миссисипи Клементом Кранчем. Кранч был председателем сенатского Комитета по этике, который почти никогда не называли «могущественным сенатским Комитетом по этике».

Беседа протекала неудовлетворительным для Декстера образом. Кранч все время ерзал в кресле и кривил губы — так, точно ему совсем недавно что-то такое прооперировали в полости рта.

— Честное слово, Клем, и не понимаю, в чем тут загвоздка, — сказал наконец Декстер. — Я же не пытаюсь, скажем, утаить доходы.

— Декстер, чтобы утаить такие доходы, тебе придется шахту вырыть.

Декстер нетерпеливо отмахнулся от него:

— Такие у меня появятся лишь в самом лучшем случае, — если сериал начнут покупать другие сети. А поначалу я буду получать знаешь сколько? — пятьдесят косых, — он понизил голос, — за эпизод. Самое большее.

Кранч фыркнул:

— Это же треть годового жалованья сенатора, Декс. Как это будет выглядеть на первой странице «Вашингтон пост»? И что скажут в Хартфорде? Об этом ты подумал?

— Разумеется, Клем, и я считаю, что население штата Коннектикут только обрадуется, увидев своего сенатора на экранах телевизоров.

— Там оно тебя уже видело.

— Господи, я же не о кабельной трансляции заседаний палаты представителей говорю. О настоящей большой сети, о прайм-тайме. Послушай, Клем, у этой идеи целая куча выгодных сторон.

— Каждый раз, когда человек говорит «у этой идеи целая куча выгодных сторон», все сводится только к одному — к деньгам.

— Слушай, Клем… но это строго между нами. Я могу тебе доверять?

— Я председатель сенатского Комитета по этике, Декс. Так что доверять мне ты, наверное, можешь.

— Хорошо. На сами деньги мне плевать с высокой горки. Ты думаешь, я лезу в это, чтобы переселиться в какой-нибудь Маклин и построить себе особняк площадью в сорок тысяч квадратных футов? Нет, эти деньги — все эти деньги — пойдут в мой боевой фонд.

— Какой еще боевой фонд?

— Тот, который понадобится мне, когда я буду баллотироваться снова, Клем. На известный тебе высокий пост.

Кранч покачал головой:

— Декс, мне все едино, на что ты их потратишь — на Маклин, на «Макдоналдсы», на шлюх Лас-Вегаса или на хирургическое избавление детишек какого-нибудь вшивого Конго от заячьей губы. Правила есть правила.

— В гробу я видал ваши правила.

— А вот такие слова говорить человеку, который занимает кресло председателя Комитета по этике, не следует.

— Вот именно, Клем. Кресло. А не трон.

— Ну чем бы оно ни было, это, во всяком случае, не ночной горшок, и гадить в него не надо.

— Напишите новые правила, — сказал Декстер. — Господи боже. Да и вообще никто никакой этичности от конгресса не ждет. Введи в «Гугл» слова «конгресс» и «этика», увидишь, сколько ты получишь совпадений.

— Как бы там ни было, Декстер, это моя работа.

— В мире вот прямо сию минуту происходит черт знает что. Экономика трещит по швам. Техас того и гляди заминирует мексиканскую границу, русские подлодки шныряют у наших берегов, что твои большие белые акулы, телевизионный судья заседает в Верховном суде… а вы поднимаете вой только из-за того, что сенатор США хочет укрепить престиж правительства и, может быть, заработать немного денег на карманные расходы…

— Я уже устал от этого разговора, Декс. В правилах сказано — никакого постоянного жалованья на стороне. И все. Конец связи.

— Так это же не жалованье.

Кранч стукнул кулаком по столу:

— А что же это, к дьяволу, такое? Только не говори мне, что это «гонорар». Мы с этими «гонорарами» знаешь сколько дерьма нахлебались!

Декстер постоял немного у окна, вглядываясь в свое отраженное стеклом президентское — да, вот именно, — лицо. Потом философски вздохнул.

— Грустно все это, — сказал он. — Человек отдает жизнь служению обществу… всю свою жизнь… а когда ему подворачивается возможность сделать что-то хорошее для его семьи, принести в нее немножко денег…

— Ты вроде бы говорил, что деньги пойдут в твой боевой фонд.

— А я считаю мою семью частью боевого фонда, Клем. Так вот, когда ему подворачивается такая возможность, его тут же вбивают по маковку в землю все четыре всадника вашего Этикалипсиса. Чего же тогда удивляться тому, что нынешние молодые люди не хотят идти в политику?