Книга Принцип мести - Сергей Зверев

– Но как бы вы тогда узнали мессию, каким он должен быть? – спросил Илия, доставая из бетельницы новую порцию жвачки. Он уже не предлагал ее нам.

– А что есть Бог?

– А как, по-вашему?

– Отвечу так: неизреченная Тайна. Когда тиран Гиреон обратил к Цицерону этот вопрос, знаменитый оратор взял на размышление один день. По его истечении он попросил удвоить время, отведенное на раздумья... И всякий раз, удваивая число дней, просил отсрочки. Гиреон наконец спросил его, почему он так делает, на что Цицерон ответил: чем больше я думаю над этим, тем темнее мне представляется дело. Следовательно, Бог – не то и не это, Он – ни то, ни это. То же самое можно сказать и о мессии.

– Но как же мы тогда можем говорить об ипостасях, если мы не знаем, о чем говорим? – возразил Илия. – Нет и не может быть никаких ипостасей и никакого триединства, есть только воплощения Духа Святого, который Бог единый, Логос, Жизнь и Любовь...

По лицу Илии, вспыхнувшему от сжигавшего его душу огня, пробежала судорога.

– Дух Святой может принимать любые формы, начиная от Бога-Отца и Бога-Сына и кончая огненнным библейским кустом, хлебами, манной небесной и ангелами-хранителями.

– Ахинея несусветная, – пробормотал Игнатий и едва не перекрестился, будто увидев перед собой черта.

– Именно ветхозаветное «Дуновение Божие» и есть Бог в мире, проявляющий себя как Премудрость Божия, а Бог-Отец – это первое и не самое удачное его воплощение.

– Мне не совсем понятно, на основании чего вы пришли к такому выводу, – осторожно, чтобы не спровоцировать взрыв праведного негодования со стороны Игнатия, вступил в разговор я.

– Не я один сделал это открытие – еще Василий Розанов в «Апокалипсисе нашего времени» заметил, что Сын именно «не одно» с Отцом, и что уже никому загадочно не приходит на ум первая ипостась, только вторая, везде Сын, заменяющий Отца. По сути, это два разных Бога – один утверждается на страхе и жестокосердии, другой на любви и сострадании, и не видеть этого может только слепой. Всей своей деятельностью Иисус попирает закон Моисеев, хотя открыто об этом не говорит. Между Богом-Отцом и Богом-Сыном, как между иудаизмом и христианством, между Ветхим и Новым заветом. Я уверен, что второе пришествие вызовет к жизни новейший завет и сама личность мессии будет отлична от личности Христа. Иная эпоха, иные задачи, иное воплощение Духа Святого.

– Возможно, это и так, но не слишком ли произвольно ваше толкование? – усомнился я.

– Нет, не произвольно, – горячо возразил Илия. – Библию писали люди. Они перенесли на божественную иерархию свои родовые отношения отца-сына, что вполне понятно. Человеческое, слишком человеческое, как сказал бы Ницше. А между тем приведу вам истинное доказательство того, что Бог-Отец и Бог-Сын «не одно». Иисус утверждает, что Царство Божие приидет, но о том дне не знает никто – только Отец его. Это как понимать? Одна ипостась не знает того, что знает другая? Но этого не может быть. Следовательно, мы имеем дело с различными воплощениями Святого Духа, который и есть Бог, Саваоф. Как вы объясните возникновение различных религий, каждая из которых считает истинной только своего бога? – неожиданно перескочил с одного на другое без всякой, казалось бы, видимой связи Илия. И сам же ответил:

– Именно «игрой» Святого Духа, который является народам в различных ипостасях, что было неизбежно при несходстве их ментальности и исторических условий, в которых эти религии возникали. Ислам не менее ценен в глазах Господа, чем христианство, которое, в свою очередь, равноценно буддизму. Дух Святой вселился в Магомета и Будду так же, как он воплотился во Христе, быть может, только в иной пропорции – в одном случае начало религии положили человекобоги, а в другом – богочеловек.

– А как же воскресение? – спросил Игнатий, который несколько успокоился и, казалось, стал внимательно прислушиваться к словам Илии.

– А вы вспомните, кто был единственным свидетелем исчезновения тела Христа.

– Мария из Магдалы, одержимая семью злыми духами, – сказал я.

– Вот именно. И никто больше. Поэтому тело Христа, его бренная оболочка до сих пор не покинула наш мир и покоится где-то в земле. Воскресло преображенное тело, вознесенное на небеса Святым Духом. Как это возможно? Ни в ком другом не было такой степени концентрации Святого Духа, как в Христе. Я скажу даже больше. Святой Дух есть в каждом из нас, его не может не быть. Он есть то, что мы называем совестью, категорическим императивом и что удерживает нас от греха. Убывание его, невосполнение положительными усилиями к добру, невосхотение добра и есть источник зла.

– То есть зло, по-вашему, – это отсутствие Духа Святого? – подал голос Игнатий.

– Скорее недостаток, потому что при полном отсутствии Святого Духа и зло невозможно. Но в каждом человеке есть искра божья, в одних она ярче, в других слабее, в иных почти неразличима. Этим и объясняется наличие святых – людей, открытых для Духа Святого. Ведь недаром сказано, что Царствие Небесное силою берется, то есть именно таким усилием, которое равнозначно духовному подвигу. Все мы в этом мире Христы, и все распяты. У каждого своя голгофа. Один замечательный русский философ – князь Евгений Трубецкой, за гробом которого шел в Новороссийске мой белогвардейский дед, сказал: «Голгофа – постоянный, длящийся факт нашей действительности, ибо нет той минуты, когда бы не совершалась эта борьба смысла с бессмыслицей, когда бы мир не распинал Бога и когда бы Бог не распинался за мир». Это извечная борьба добра со злом, Святого Духа с его отсутствием, но не где-то в абстрактных пропилеях, а в человеке, единственном носителе Духа Святого.

– Вам, как видно, не терпится произвести революцию в богословии, – усмехнулся Игнатий, выслушав вдохновенную речь Илии. – Уж не мните ли вы себя новым мессией?

– Я и есть мессия. Утешитель, если хотите, которого весь христианский мир ждет уже два тысячелетия. Но не потому, что я Сын Божий, как называл себя Иисус, а оттого, что чувствую в себе силу Духа Святого и сознаю свое высокое предназначение.

– Вот до чего вы договорились, милейший, – с прищуром произнес Игнатий. По его тону можно было заключить, что он не собирается метать громы и молни, поскольку не воспринимает проповеднические речи Илии всерьез.

– Бог есть Дух Святой – на этом основывается моя религия всеединства. И буддисты – сыны Божии, и иудеи, и магометане, и прочие, – упорствовал Илия.

– А знаешь ли ты, что день пришествия Христова не наступит, доколе не приидет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели?

– И это известно мне, как всякому верующему. Антихрист как конечная цель Сатаны – это полное отсутствие в человеке Духа Святого, что невозможно, ибо тогда не будет ни человека, ни Антихриста, ни самого Сатаны. Я никого не собираюсь обольщать всякою силою, знамениями и чудесами ложными, как это сказано о лжемессии в Библии. И в этом моя правда.

– И от истины отвратят слух, и обратятся к басням, – процитировал Игнатий.