Книга Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

с трудом согрелся и только задремал, как за мной прибежал посыльный и сообщил, когда и откуда мне вылетать.

Ещё не забрезжил рассвет, а мы уже в вертолёте, крутим винты. За «штурвалом» командир эскадрильи подполковник Кондратьев, с ним довелось мне раньше немало полетать. Он кивнул «праваку», и тот подал мне термос с горячим кофе и что-то ещё, завёрнутое в салфетку. Побеспокоился, друг и соратник.

Долго прогревали двигатели и все системы, выруливали на старт при страшной позёмке — в снежном вихре мы были, как в коконе. Взлетали при полной невидимости земли и горизонта. С этой задачей хорошо справился комэск Коля Кондратьев.

Нашли без особых трудностей вертолёт. Сели рядом. Промёрзший насквозь, он сиротливо стоял с обвисшими лопастями, рядом с ним аппарат, побывавший в космосе, — шар диаметром более двух метров, с шероховатой поверхностью, внутри — секретная информация. Около шара — вооружённый и обожжённый морозом пехотинец.

Кострище за вертолётом. Лица лётчиков чёрные от копоти и обморожения. Валяются полусгоревшие автомобильные покрышки, рядом кучка дров. Эти дрова привезли из близлежащего села по распоряжению председателя сельсовета. Оттуда же привозили и горячую пищу, спрашивали, чем ещё могут помочь. Мы попросили пригнать исправный кран.

Уточнив обстановку, связались по рации с КП армии. Я доложил своему начальнику суть дела и свои предложения по эвакуации вертолёта. Главным было прогреть масло во всех его системах. Для этого нужен мощный подогреватель на автомобильном шасси. Начальник сказал, что даст распоряжение в ближайшую точку и подогреватель будет у нас. Одновременно он чётко, как делают при магнитофонной записи — объективном документе, — продиктовал мне данные по температуре масла в агрегатах, при которой разрешается запуск. Делал это неспроста: он, таким образом, ограждал себя от возможных неприятностей. Опыт подсказывал необходимость этого инструктажа. Примерно в таких же условиях два года назад оказался вертолёт соседней Армии, и при запуске с непрогретым маслом на нём скрутило все валы, ремонтировали зиму и весну, а при испытании он опрокинулся набок, при этом погиб бортмеханик. Так что подстраховаться никогда не помешает.

Ждём час, ждём второй, третий, а подогревателя нет. Принимаем решение: пролететь вдоль шоссе, по которому должен идти он к нам. Вдоль дороги в нескольких местах заблокированы снежными заносами группы машин. Бросившие вызов природе и своей судьбе люди находятся в сложном состоянии. Горят костры на обочинах дорог. Что могли жечь люди в безлесной местности, только можно догадываться: это те же покрышки, доски бортов, тряпки, смоченные соляркой… Наш подогреватель, не добравшись даже до первой такой группы, лежал в кювете на боку.

С воздуха мы доложили об этом на КП и попросили разрешения на перелёт на гражданский аэродром с целью позаимствовать у них малые переносные подогреватели. Нам разрешили, мой командир не упустил случая ещё раз предупредить меня о важности строгого соблюдения инструкции.

Гражданские пошли нам навстречу. Они собрали все исправные подогреватели и дали их нам столько, сколько смогли мы загрузить в вертолёт. К нашему несчастью мы смогли запустить всего лишь половину. Грели долго и кропотливо, укутывая обогреваемые участки для сбережения тепла. Температура застопорилась на одной отметке, не достигнув требуемой градусов на пять-семь. Что делать? Как быть? Упереться рогом в инструкцию — самое беспроигрышное, для меня лично, дело. Но это обернётся всем такими сложностями, которые могут привести к ещё худшим последствиям. Надо рисковать, решил я. Но риск должен быть обоснованным. Инструкции пишутся с зазором, с допуском, и если будут какие-то незначительные отклонения, то ничего страшного не случится. Инструкцию, кроме меня, знают и члены экипажа, они могут отказаться выполнять мои распоряжения, могут и выполнить их, но в случае неудачи доложат, что выполняли приказ старшего начальника. Я пошёл на маленькую хитрость: придвинул рукава с горячим воздухом к датчикам вплотную. Температура на приборах в кабине поползла медленно вверх. Лётчики, думаю, разгадали мою хитрость, но ни один из них и словом не обмолвился. Они верили мне и надеялись на успех.

«До запуска надо ещё поднять и поставить на упор лопасть. Кран стоит у вертолёта, крановщик, чувствуется по осанке и возрасту, опытный специалист, так что сложностей не будет», — думал я. Только когда я подошёл к машине, чтобы уточнить план наших действий, выпал в осадок: крановщик оказался пьяным в стельку. Зная, чьих рук это дело, я крепко пожурил опрометчивых хозяев за то, что они допустили бесконтрольно крановщика к канистре со спиртом, и стал думать, что делать дальше. Крановщик собирал в кучу разбегавшиеся глаза, мычал, жестами уверял меня, что всё будет путём. Говорить ему, что лопасть — это не железная болванка и не бетонная плита было бесполезно. Опять вопросы: что делать? как быть? к какому месту крановщика приставить шланг и промыть его до маломальского просветления? сколько ждать до его естественного протрезвления? Ждать нет времени, заканчивается день, уже сумерки на носу.

Бросив в очередной раз допуск на обыденное рабочее состояние крановщика, очевидно, не обходившееся без горячительного, я решил проверить его в деле. Первое, самое лёгкое, задание — попытаться подъехать к вертолёту. Испытания крановщика начались раньше, с попытки забраться в кабину. С помощью тех, кто открывал канистру, удалось водрузить его на сиденье. Оказавшись в привычной обстановке, крановщик радостно замычал, потом беспорядочно задвигал руками и ногами и как-то невзначай нажал на что-то нужное. Машина затряслась и большими прыжками запрыгала к вертолёту. «Лучше смерть под колёсами, чем позор!» — было моё последнее решение. Я упал на капот. Совратители застучали кулаками по кабине. Уф! Остановили. Значит, не всё потеряно. Подсадив консультанта в кабину к крановщику, нам удалось более мелкими скачками допрыгать до вертолёта, поднять стрелу, зацепить за лопасть и, перекрестившись, поднять её, не вырвав с корнем.

Запуск прошёл удачно. Как только закрутились винты, причём без ожидаемого страшного скрежета, а потом всё быстрее и быстрее, тут мы с Кондратьевым, как мальчишки, запрыгали, закричали что-то, стали толкать друг друга, обсыпать снегом.

Чтобы довести дело до конца, и, если что, чтобы не упрекать потом себя всю жизнь, я полетел на аэродром на этом вертолёте. Полёт прошёл без замечаний. Прибыв в Алма-Ату, я услышал от офицеров, которые были тогда на КП, что никто не верил в успех этой операции. Всё же минус сорок семь! Соседи разбили свой, когда не было и тридцати. Мне за это, по-моему, даже не сняли «ранее наложенного взыскания». Есть такой вид поощрения. Да, ради Бога, я же не за благодарность служу. Хорошо, что обошлось без очередного взыскания!

Другой, противоположный по температуре,