Книга Калейдоскоп - Юрий Евгеньевич Смирнов

тех, кто мне дорог!

– Я так не думаю, – повторил Волкогонов уже с другой интонацией. Он не знал, что сказать человеку, за плечами которого такая тяжелая история. – Не думаю, что Господь послал тебе испытания из-за убитого тобой человека.

– Хочешь сказать, что у Него изначально был такой план?

– План? – Проводник нервно усмехнулся, задумываясь над собственной судьбой. – Мы не в силах узнать и осмыслить Его план. Я искренне верю: все, что с нами происходит, дается нам для нашего же блага, хотя сами мы порой принимаем это за зло. А ведь Бог не оперирует такими человеческими категориями, как добро и зло, это исключительно наша прерогатива. Для Бога все благо – и смерть, и рождение, и испытания, и преступления, и болезни, и чудеса.

– Ты говоришь как проповедник, – усмехнулся старик, его усталое лицо прорезали морщины, и Волкогонову стало казаться, что машинисту вдвое больше лет, чем на самом деле. – Но тебе не понять того, о чем я толкую… – Костров уставился в землю, не желая продолжать разговор, чувствуя, что проводник на какой-то своей, другой волне.

– Я давно работаю проводником на «Вятке», – возразил Николай, – и слышал куда более душещипательные истории, но главное в них всегда только одно: человек сам выбирает себе наказание, сам служит себе судьей и сам идет на плаху, возведенную собственноручно. «Вятка» дает ему выбор, ну а что конкретно выбрать – решает клиент.

– Всегда резало слух, когда вы называли людей клиентами, – вдруг вспомнил Костров, – а теперь вот я и сам стал клиентом.

– Так проще. – Проводник почесал затылок и бросил взгляд на старика. – Иногда к человеку прикипаешь сердцем, начинаешь переживать за него. Нередко это все заканчивается исчезновением проводника, дорогой в один конец. Тебе ли не знать, сколько хороших парней бесследно пропало на Территории за эти годы? Но если думать о каждом как о хорошем парне – свихнешься. Клиент, «турист» – такие нейтральные, обезличенные термины позволяют дистанцироваться и сохранить рассудок, если на маршруте случится самое плохое.

– Ты знаешь, я тут подумал, что пора прекращать все эти перевозки. – Во взгляде Кострова появилась решимость, которая никак не вязалась с его обликом. – Пора лишить людей возможности мучиться. «Вятка» – это слишком дорогое лекарство. Порой мне кажется, что люди оставляют здесь свою душу.

– А что насчет нас? – напомнил ему Волкогонов. – Мы ведь не можем покинуть это место. Хотя, допускаю, и существует какой-то способ выбраться отсюда всем вместе. Однако он не известен ни мне, ни другим проводникам, ни тебе, Иваныч.

– Ты ведь все равно никогда отсюда не уедешь, Николаша, – укоризненно потряс указательным пальцем машинист. – Прикипел ты к «Вятке», не можешь без нее жить, будто пуповиной связан, и сто́ит только ее перерезать – сгинешь.

– Ты ведь знаешь, что я остался не для того, чтобы сбежать, – пожал плечами Волкогонов. Перед глазами встала давнишняя картина: его коллеги прощаются с ним на перроне, так и не найдя в окрестностях станции Бекетово ничего, что заинтересовало бы научный институт. Они прощаются – а он остается.

– Ты так и не понял, что это была за вспышка, не так ли? – Костров будто ткнул пальцем в самое больное место, проводник даже невольно вздрогнул и поморщился.

– Раньше я считал, что «Вятка» – это нечто живое и разумное, – поделился своими мыслями Николай Иванович. – Непонятное, нездешнее, чуждое – но разумное. Мне казалось, что таким странным способом она пытается наладить с человечеством контакт, что этот неземной организм желает познать нас, людей, используя доступные инструменты. Сейчас же все иначе. «Вятка» вытаскивает из людей самое черное, самое грязное, что в них есть, и предъявляет это им же как доказательство непоправимой испорченности. Она не видит в нас ничего хорошего. По крайней мере, в подавляющем большинстве людей.

– Самая главная ошибка – считать «Вятку» живой, – неожиданно проговорил машинист. – Это просто местность, на которой происходят необъяснимые вещи. Здесь нет никакого чужеродного разума, инопланетной сущности. Все свои грехи сюда мы тащим сами, и горе тому, кто принес их слишком много, ибо нет для них прощения ни на Большой земле, ни на «Вятке».

– Давай сначала доберемся до конца маршрута, а потом ты скажешь то, что думаешь. А то ишь – решил уже, что постиг суть Территории! Поверь мне, твои воззрения еще не раз развернутся на сто восемьдесят.

– Смена картинки, страшные твари и опасные растения – неужели ты думаешь, я до сих пор не понял, как это все работает? Думаешь, если «Вятка» показала мне покойных родственников и любовницу, я смогу себя простить за все то зло, что совершил? Я испытал в жизни столько боли, что уже не могу воспринимать все эти дешевые чудеса как настоящие! Я знаю, что здесь нет смерти и «Вятка» не может меня убить, пока я сам этого не захочу!

– Если бы ты по-настоящему хотел умереть, то не пришел бы сюда, – ответил Волкогонов. – Но ты пришел сам и притащил на «Вятку» свои грехи с желанием их искупить. Вот только здесь никто не получает искупления, здесь тебе представляется возможность заглянуть гораздо глубже, туда, куда ты боялся заглянуть, а то и вовсе не знал, что внутри тебя существует нечто такое, что напугает тебя до глубины души. Это как нырнуть в черное озеро, не зная глубины и, неожиданно оказавшись под водой, осознать, что в этом озере вовсе нет дна. Только вот выплыть на поверхность уже не получится, ведь заглянув в эту черноту, уже невозможно отвести от нее взгляд.

Глава тринадцатая

В ловушке

Петр открыл глаза, и первым, что увидел, оказались звезды. Такими яркими на его памяти они не были еще никогда. А еще – огромная луна посреди ночного небосклона.

Он догадался, что его снова куда-то перемещают, но на сей раз делают это бережно, будто опасаясь причинить ему боль. Его волокли под мышки, так что пятки скребли землю, оставляя на ней следы. Сломанная рука вытянулась вдоль. Прямо за ним осторожно передвигался человек. В темноте сложно было разобрать, кто именно это был, но Петру в голову сразу пришла мысль о Волкогонове, который сумел отыскать его на Территории и спасти от обезумевшего Шамана, пытавшегося прикончить его с помощью ржавого серпа.

– Лех, он очнулся вроде. Глазами вон хлопает. – Голос оказался совсем незнакомым – стало быть, он попал в руки не к проводникам.

– Погоди, оттащу его подальше, – отозвался в ответ невидимый Леха, который занимался транспортировкой Петра.

– Да и тут вроде тихо и достаточно далеко. – Человек обернулся, и