Книга Тайная сторона Игры - Василий Павлович Щепетнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тёзка Он начал рапортовать:
— За время дежурство поступило обращений четырнадцать: о краже дров три, о краже фунта рисовой крупы — одно (где они только рис взяли), об ушедшей из дому и не вернувшейся малолетней Настасьи Ивановной — одно, о…
— Ты погоди, погоди. Об эшелонах слышно что?
— Ну, о краже с поездов вокзальной милиции, то есть транспортной, докладывать должны. Только не поймёшь, есть она, транспортная милиция, или её нет. ВИКЖЕЛЬ опять же распущен, но сама железная дорога как-то работает…
— Ты мне, Сашка, пули не отливай, сам умею. Насчёт эшелонов я тебя спрашиваю?
— Заявлений не поступало. Агентурная работа временно заморожена: времени не хватает, людей. Разве что по мелочам, от ненадёжных источников — начинающих карманников, прочей шантрапы…
— Ты о шантрапе так не отзывайся. Они — социально близкие люди, те же пролетарии.
— Хорошо, сведения от ненадежных пролетариев слышал, что с хлебом в городе совсем худо. Прежде эшелоны направляли на подчеренсковские склады, и там можно было краденое тут же на зерно сменять, весь окрест, почитай, этим промышлял. Ну, не весь, конечно, а кто при складах и железной дороге. Тут им сообщили — новые эшелоны подходят, они быстренько расторговались, чтобы не затовариться, ан — нету ничего. Нетути. Ни эшелонов, ни хлеба. И куда эшелоны те пошли, сами не знают. У них же с эшелонами родные, у кого муж, у кого дядька. Пропали, и всё.
— И не ищут?
— Ищут-то, может, и ищут, но шантрапе, то есть, социально близкому элементу не докладывают. Ну, а те прямо и не знают, что делать. Воровать интерес падает, если уж за ржавье ничего не выручишь, то за тряпки и прочее барахло и подавно. Так, для сугрева тащат, ловкость пальцев тренируют…
Оболикшто повернулся к Арехину.
— Ну а Вы, Александр Александрович, что скажите?
— Порученное мне дело о краже собольей шубы гражданки Коллонтай раскрыто. Воровкой оказалась одна из горничных, некая Лихолат Елена Брониславовна. В связи с высоким партийным статусом потерпевшей и особым распоряжением товарища Дзержинского, дальнейшее производство поручено ЧК.
— Я не про шубу, я про эшелоны хлеба.
— Среди порученных мне дел эшелоны не значатся.
— Да? Так вот вам поручение. Именное. Вам поручается в кратчайшие сроки отыскать пропавшие эшелоны, — и товарищ Оболикшто из полевой сумки вытащил толстый конверт. Был он не белой, а коричневой бумаги, перевязан шпагатом и запечатан пятью сургучными печатями.
Вот от чего корежит товарища Оболикшто. Курьером выставили. Передаёт пакеты, и только.
Арехин сел за стол, аккуратно специальным ножом разрезал шпагат, вскрыл пакет, достал свернутые вчетверо листы. Постарался Сигизмунд Викентьевич.
— Согласно предписанию, я должен создать и возглавить группу, единственной целью которой является поиск пропавших эшелонов хлеба. Для этого я могу взять в группу любого человека, не зависимо от его служебной принадлежности, как в МУСе, так и вне его. На время работы сотрудники группы получают паек категории Ка-один. Любое лицо, препятствующее работе группы, подлежит преследованию по всей строгости революционного закона. Тут ещё много чего написано, но смысл ясен: нужно создавать группу. Разумеется, без вашего руководящего участия я сделать этого не смогу.
— Хм… — Оболикшто задумался. То ли уважение и честь ему оказывают, то ли ответственность хотят переложить. — Кого бы вы, Александр Александрович, хотели включить в группу?
— Выбор, сами видите, невелик. Люди в продотрядах. Но зато с Александром Орехиным мы сработались, вместе и начнем. Час год кормит. А кто понадобится — подключим. Глядишь, вернутся и другие работники.
— Это Лютов с командой, что ли? Вчера ждали… — товарищ Оболикшто успокоился. Арехин сам назначил и себя, и помощника, ну, значит и ответственность вся на нём. А там — ты только найди мне эшелоны, А-лек-сан-др А-лек-сан-дро-вич, — проскандировал про себя, но всё равно полегчало. — Как вернутся, дам знать.
— Уж пожалуйста, — хотя Арехину Лютов не нравился совершенно, в этом деле попович мог бы и пригодиться. Связи у него среди торговцев краденым отменные. Что украден эшелон хлеба, а не золотой портсигар, задачу упрощало — теоретически. А практически похищенного не появилось ни зернышка.
— Мы пойдем… — сказал Арехин.
— Куда?
— Работать. Время не терпит.
— Хорошо, идите. Я останусь здесь. То есть у себя в кабинете. Телефонируйте, — и товарищ Оболикшто тяжело встал со стула. Встали и Арехин с Орехиным.
— Ну, вы это… того, значит, — и товарищ Оболикшто побрел к себе в кабинет.
Переживает. Но совсем не обязательно, что это связано с пропавшим хлебом. Что мы вообще знаем друг о друге?
Положим, кое-что знаем. Но это знание только смущает. Товарища Оболикшто тоже, пожалуй, смущает присутствие в МУСе столбового дворянина, правоведа, боевого царского офицера, пьющего чаи с Троцким, Дзержинским и прочими великими вождями мирового пролетариата. А если бы он знал о суммах, вложенных предусмотрительным батюшкой в акции господина Форда и некоторых других заокеанских промышленников, то смутился бы ещё больше. А вот если бы товарищ Оболикшто знал… Ну нет, это было бы вовсе нехорошо. Но ведь и он, Александр Александрович Арехин знает о товарище Оболикшто самую малость. А если копнуть глубже…
Некогда ему копать ни глубоко, ни широко. Ему искать нужно. Три эшелона хлеба. Около ста вагонов. Много тысяч пудов. Конечно, Москве эти тысячи пудов на один зубок, но ведь не для того воруют, чтобы каждому по два фунта раздать. И не раздать вовсе, а продать. По диким ценам голодной зимы. Но — и не раздают, и не продают. А эшелоны — не злато, не бриллианты, в подпол не зароешь.
Или — зароешь?
Арехин слышал, как ходил по своему кабинету товарищ Оболикшто, как брал в руку телефонную трубку и опять вешал на рычаг, не зная, кому телефонировать и зачем телефонировать. Жужжать, как сейчас модно говорить. Но, наверное, не приживется, слишком смешно: «Мне сейчас нажужжал товарищ Ленин по поводу рабкрина, и я тут же пережужжал Вам, дорогой Аведикт Лукьянович».
Нет, вместо зуммеров поставят звонки, да поголосистее, и тогда будут говорить «Звонить». Тоже глупо, но звонко, а звонкую глупость приемлют охотнее, особенно молодёжь. Она и начнет стишки сочинять, песенки: позвони мне, позвони…
Всё. Отдохнул. Пора и за дело. Вон и тёзка Он землю топчет.
