Книга Адвокат вольного города.4 - Тимофей Кулабухов

старческий, явно не его.

— Адвокат Филинов, к Скоморошинскому.

Мне пришлось ждать ещё три минуты (от скуки я поглядывал на часы) прежде, чем калитка открылась и мне отпер пожилой, одетый в наскоро накинутый на плечи камзол и какую-то грязную футболку под ним, мужичок.

— Барин ждёт Вас в беседке, я покажу.

Двор был мощён каменным булыжником, но как-то не до конца, словно работу делали, делали, а потом как-то бросили. Стопки готового к укладыванию булыжника как стояли ровно, так и покрывались зелёным налетом и бойкой нахальной вьющейся порослью.

— А хозяин не женат? — предположил я, ступая за мужичком.

— Вдовый… Ну как. Лариса Павловна умерла, пусть земля ей будет пухом. А молодая, тьфу, сбежала, почитай, почти два года как, опосля того, как тяжбы да уголовное дело началось. Сын в Москве учился, там и остался, обещает зимой приехать погостить. Так что одинокий он. Ну, разве что я подле него, как же иначе…

…

Беседка была старой и какой-то неухоженной, как и всё хозяйство Скоморошинского, как и он сам.

— Здравствуйте, Алексей Алексеевич! — я поздоровался за руку. Хватка у него была вялая, взгляд отстранённый. — Позвольте присесть?

Он сделал какой-то многозначительный жест рукой, который я посчитал за разрешение и уселся напротив него, после чего достал акт и с некоторым трудом нашёл на столе чистое место, чтобы его приземлить. Покопавшись, положил рядом с актом ещё и ручку.

Он обвёл взглядом стол, на котором, кроме моего акта, который смотрелся совершенно чужеродно, хаотично располагались закуска, пустая залапанная рюмка, почти пустой графин с чем-то мутным. Графин должен был стоять на подносе, но сам поднос подвинут сильно в сторону, на нём лежали, неловко уроненные, ещё три такие же рюмки.

На лавке лежали охотничьи принадлежности, в том числе двустволка, рядом с ней безбожно грязный шомпол и полупустой патронташ.

— Ну что, опять очередной суд, опять нужны деньги? — Скоморошинский не выглядел пьяным, да и голос был скорее уставшим, чем раздражённым.

— Нет. Новости, в сущности, хорошие. Фискальщики подали жалобу на решение, но жалоба была юридически порочна. Словом, решение вступило в законную силу и мне выдали лист.

— Подали всё-таки, — он налил себе из графина, потом, поколебавшись, поставил мне рюмку и тоже налил.

— Жалоба не принята, — терпеливо повторил мысль я. — Решение вступило в силу. Вы меня понимаете, Алексей Алексеевич?

— Понимаю. А что за акты?

— О том, что моя работа выполнена. Прошу подписать и оплатить мой гонорар в сто тысяч рублей.

— Как же она «выполнена»? А где паровоз?

— Мы с Вами его заберём, лист уже у меня. Исполняя лист, нам его отдадут. Вам ещё предстоит придумать, куда его переместить, всё же это не ящик гвоздей, его под стол не поставишь.

— У кума моего база, там и поставим. Ну, вот заберём паровоз, тогда и акты, тогда и про вознаграждение поговорим.

— Размер вознаграждения уже определён. И сроки. По договору, Вы должны их оплатить уже вот сейчас.

— Ну, мы так не договаривались. За что мне платить? Я два года плачу.

— За паровоз. Сегодня оплата, завтра забираем паровоз. Только Вам надо как-то прийти в себя, а то Вы что-то совсем не в фокусе.

— Да нормально я. Ну хорошо, — он хлопнул по столу. — Акты оставляйте, изучу, подпишу. Завтра едем за паровозом. В районе обеда.

— Сначала оплата.

— Да, я сразу с деньгами приеду. Оттуда… Где Вы говорили, мой паровоз?

— Я не говорил. Во сколько Вас ждать?

— Ну, пусть будет в два.

— У Вас прямо дома есть наличка для оплаты моих услуг?

— Какое Вам дело? Я два года плачу юристам, обнищал весь. Наличности нет, даже Яшке три месяца не плочено, он не уходит только потому, что верный мне. А Вы всё деньги, деньги.

— Тогда, значит, деньги на меня в банке?

— Да что Вы пристали. Да, на счёте. Завтра заедем, снимем. После паровоза.

— До. И такую сумму надо заказывать. Давайте сейчас наберём, — я достал мобилет, — Вы попросите, закажете.

Он нахмурился и недовольно заворчал, глядя на мой мобилет.

— Не буду. Там нет денег.

— Вы только что сказали… — мне всё больше и больше это не нравилось.

Да, опыт учил меня что услуга, оказанная автоматически, становится менее ценной и нежелательной к оплате. Был у меня приятель и коллега, Вова, он говорил, что если бы ему заплатили все, кто должен, то он бы сразу на эти деньги квартиру купил, ещё одну, детям «в приданое».

— Я сказал что? Аркадий, как там Вас. Я знаю, что сколько стоит. Я назвал Вам сумму в сто тысяч, чтобы Вы за это дело взялись. Но по рекомендациям адвокатской палаты Ваша услуга стоит пять, максимум восемь тысяч. Их я и привезу, завтра. Покажу и Вы поедете, заберёте паровоз. И вообще. Где лист?

Я напрягся.

— Отдайте мне лист. Это мой лист! И решение! И вообще всё дело. Вы ничего не умеете, я сам доведу до конца.

— Документы я, конечно же, отдам, после оплаты моего гонорара. Сто тысяч, как Вы сами предложили и как было отражено в договоре, который вместе с делом и листом лежат у меня в сейфе.

Скоморошинский потянулся к лавке и плавным кошачьим движением сцапал оттуда двустволку, которая через секунду оказалась над столом, направленная на меня.

Подняв торжествующий взгляд, он им упёрся в черноту ствола моего кольта.

— Зачем Вы это? Пистолетиком тычете? — спросил он, сглотнув.

— А Вы зачем за ружьишко взялись? — елейным голосом задал встречный вопрос я.

— Шутка. Шучу я. У Вас совсем нет чувства юмора, Аркадий.

— Отчего же, есть. Мой пистолет, это своего рода, ответная шутка.

— Кто вообще носит пистолеты на встречу с клиентом? — возмутился он.

— Адвокат вольного города носит, — обрезал я, проверяя, что предохранитель стоит в боевом положении.

Бонежилет, скорее всего, удержит дробь, если у него заряжена она. Хотя рёбрам моим настанет фундаментальный трындец. А вот он дырку в теле не переживёт.

Скоморошинский выругался под нос и отбросил ружьё. Убедившись, что другого оружия у него под рукой нет, я, привычным движением спрятал пистолет в кобуру.

— Бросьте, Алексей Алексеевич, ну зачем Вы так? Вы сейчас получите паровоз, продадите его, получите несколько миллионов,