Книга Превратности судьбы - Загадка author.today

веревки на руках и вышли, гулко топая.

Ивон сел у стены и принялся растирать руки, возвращая им чувствительность.

— Лучше бы сразу убили, — он сплюнул на пол. — Не хочу обратно в рудник.

Эвиан молча сел рядом и тяжело вздохнул.

Через пару часов загрохотал замок, дверь открылась.

— Выходите, живо! — приказал главный.

Пленники медленно поднялись и вышли в коридор, там их взяли в плотное кольцо и повели куда-то по коридору. Их вывели на задний двор, огражденный высоким забором, тут стояла закрытая карета, запряженная четверкой лошадей. Их усадили в карету, не забыв приковать ноги и руки к специально прикрученным к полу цепям. Внутрь вместе с ними село двое мрачных конвоиров, дверки заперли, и карета тронулась в путь.

Несколько раз они останавливались, меняли лошадей, меняли конвоиров, пленников выводили по нужде, скудно кормили и снова отправлялись в путь. Видимо, Остергаму не терпелось встретиться с ними, поэтому карета не останавливалась ни днем ни ночью. В узком оконце, за спинами конвоиров можно было разглядеть возницу, лошадей, меняющих масть после каждой остановки и ветви деревьев над дорогой, да возделанные поля вдоль.

На исходе шестого дня показались белые стены Фагоса, копыта лошадей застучали по брусчатой мостовой и разнеслись гулким эхом между домов. Их путь подходил к концу.

К замку герцога они добрались, когда уже совсем стемнело, конвоиры с облегчением сдали пленников личным гвардейцам Остергама. Ивона и Эвиана заперли в подвале, чуть позже им принесли воды и немного хлеба. Одного из охранников привлекли необычные сапоги барона.

— Не отдадите ли сапожки, господин хороший? — издевательски спросил он. — Вам-то они явно уже без надобности будут.

Ивон мрачно посмотрел на него.

— Тебе надо, ты и снимай.

Мужик потемнел лицом от гнева.

— А мы люди не гордые, мы и наклониться можем и разуть, ежели надо…

С этими словами он нагнулся и стянул сапоги с барона, повертел их в руках, приложил к своей ноге и одобрительно заметил:

— Думаю, впору будут.

И, решив досадить Ивону, тут же переобулся в его сапоги, выпрямился и притопнул с довольной улыбкой.

— Будто под меня шились.

И тут же с недоумением уставился на сапоги, сделал несколько неуверенных шагов, потом попытался снять, но безуспешно — те будто приросли. Охранник поспешно выскочил за дверь, его напарник закрыл замок. Из-за двери какое-то время были слышны проклятия и ругательства, потом все стихло.

— Нужно будет посоветовать герцогу платить получше своим людям, — проворчал Ивон, собирая под ноги гнилую солому с пола.

Эвиан хмуро промолчал.

Утром тюремщики принесли несколько хлебных лепешек и кувшин с водой. Они с опаской косились на барона, когда дверь почти закрылась, кто-то из них кинул в щель его сапоги, разрезанные на узкие ремни. Кое-где эти ремни были измазаны кровью, видимо их срезали с ног охранника, ограбившего его. Ивон подобрал их и попытался связать из получившихся ремешков подобие обуви, но они расправились на его ногах, снова став единым целым.

— Все правильно, Фаня подарила сапоги тебе, — сказал Эвиан, с интересом разглядывая их.

— Щедрый подарок, жаль ненадолго, — добавил барон. — Возможно, не доведется уже сказать, но я был бы рад иметь такого родственника и друга, как ты.

Князь пристально посмотрел на него и фыркнул.

— Ты уже похоронил нас?

Ивон передернул плечами.

— Нет еще…

Тут за дверью послышались шаги. Пленники внутренне собрались, предполагая скорую встречу с герцогом.

Их привели в просторную камеру, посреди которой стояла пышущая горячими углями жаровня, на стене висели всевозможные щипцы и крючья, а в углу стояла дыба. Возле жаровни на низком табурете сидел мускулистый детина в кожаных штанах и без рубашки. Он перебирал какие-то железки и даже не посмотрел на вошедших. Здесь же стояло мягкое кресло, в котором удобно расположился герцог Остергам и с интересом смотрел на своих пленников. Одетый во все черное, он походил на одного из адептов Безымянных Темных. Тюремщики остались тут же, они не сводили настороженных взглядов с пленников.

— Вы даже не представляете, как я рад вас видеть у себя. Вы, князь, зря так долго избегали нашей встречи, ведь мне нужно не так много, для вас это сущий пустяк, — приветливо заговорил Остергам. — Ваш отец оказался редким упрямцем, погубившим столько жизней. Надеюсь, вы будете сговорчивее.

Эвиан окинул взглядом камеру.

— Это здесь для сговорчивости приготовили?

— Отнюдь, я прослышал о том, что вы некоторое время были в рабстве у барона. Вы можете отомстить ему за это. Считайте это моей маленькой услугой вам.

Детина поднял голову и окинул Ивона цепким взглядом. Барон побледнел, сжал зубы и закрыл глаза.

— Ну же, князь, только скажите, что бы вы хотели с ним сделать?

— У вас неверные сведения, господин герцог, между мной и бароном нет никакой вражды, мне не за что ему мстить, — твердо ответил Эвиан.

— Что это я? — притворно удивился Остергам. — Какая вражда? Вы же сами помогли ему бежать, вернее выкрали преступника. Может, нужно говорить о дружбе?

Глаза герцога стали холодными как лед.

— Ну же князь, не стоит упрямиться, расскажите мне тайну драконов, помогите получить хотя бы семерых, и я отпущу и вас, и этого, — он с презрением посмотрел на Ивона, — бастарда.

Эвиан отрицательно покачал головой.

— Я не могу дать вам драконов, это не в моих силах, не в моей власти…

Остергам подошел к креслу, сел в него и кивнул охранникам. Те подошли Ивону, заломили ему руки за спину и потащили к дыбе, палач подошел следом.

— Послушайте! — горячо заговорил князь. — Я вам не лгу! Единственное, что я могу, это показать дорогу к скале-дракону, а даст она яйцо или нет, решают Безымянные!

— Безымянные — сказки для детей! — презрительно ответил герцог и приказал: — Начинайте!

Заскрипело колесо, натягивая веревку, Ивон сквозь зубы застонал.

— А со мной не хотите поговорить? — раздался новый голос и в камеру вошел молодой незнакомец, одетый в темную дорожную одежду.

Он по-хозяйски осмотрелся, кивнул своим людям, вошедшим следом. Они подошли к дыбе и отвязали барона, тюремщики герцога попытались им помешать, но увесистые зуботычины и численный перевес вошедших, охладили их пыл. Остергам почтительно поднялся из кресла. Вошедший занял его место и продолжил:

— Вы так давно приглашали меня в гости, дорогой герцог, я решил оставить свои дела и приехать. Тем более сразу две прекрасные дамы и одна дама почтенная просили меня об этом.

Герцог побледнел и будто уменьшился ростом. Молодой человек между тем продолжал:

— Из вашей провинции всегда приходили хорошие новости, а на те редкие плохие, что до меня доходили и говорили