Книга Русская рулетка (сборник рассказов) - Игорь Анатольевич Безрук

и они тронулись. Через несколько минут Лора, казалось, немного пришла в себя, хотя печать прошедшего еще лежала на ее лице.

— И как же ты думаешь убрать моего следующего мужа?

— Еще окончательно не решила, но можно попробовать накормить его ядовитыми грибами или отравить газом, или…

Темно-синий «меркьюри» неторопливо выбрался на шоссе, взревел, набирая скорость и направился в сторону ближайшего поселка.

2002

КЛУБ СКОРБЯЩИХ ЖЕН

Барри Митчелл собрал на столе все необходимые для работы бумаги, уложил их в портфель и спустился со второго этажа на кухню, где его жена возилась с завтраком. Она опять, казалось, встала не с той ноги. Увидев его, насупила брови, забормотала под нос что-то нечленораздельное и громче заскребла засаленную сковороду.

Барри уже привык к ее постоянному недовольству и ворчанию, к вечному стенанию по поводу их совместной «обесцвеченной» жизни, поэтому и сейчас пропустил едкие слова мимо ушей и уселся за небольшой столик посреди кухни. За пятнадцать долгих лет супружеской жизни он научился держать себя в руках и не отвечать на упреки жены упреками. А их у него тоже могло найтись предостаточно, ведь супруга его не только как человек оказалась невежественной, но и как хозяйка — никудышней и безалаберной.

Конечно, это, ставшее уже хроническим, брюзжание порой выводило Барри из себя, но сегодня, накануне важной деловой встречи, он старался оставаться спокойным и как мог сдерживал себя, чтобы не сорваться. Однако пригоревшие бобы и консервированный шпинат с душком, которые она поставила перед ним, расстроили его. Он неохотно поковырялся в тарелке, с досадой бросил вилку на стол, поднялся и, не сказав ни слова, вышел из кухни, несмотря на несущиеся вслед упреки.

Машины Дюка Фергюссена, его друга и коллеги по работе, еще не было видно. Барри свернул за угол 4-ой линии и уныло замер на кромке дороги. Длинные руки висели, как плети, черный кожаный портфель, приобретенный по случаю и доставивший некогда так много радости, теперь, казалось, сгибал его всей своей тяжестью.

Осень разыгралась не на шутку: позолотила лиственницы, обагрила клены, но Барри было не до этой красоты. Он ловил себя на мысли, что до сих пор несмотря ни на что любит жену. Хотя, как ему кажется, любит в ней только ту очаровательную и жизнерадостную девушку, с которой познакомился пятнадцать лет назад. А теперешняя её метаморфоза (отчего только?) просто убивает.

— Что ты сегодня какой-то потерянный? — обратил внимание на мрачное состояние друга Дюк, едва Барри забрался в салон его «ягуара». — Опять Карина?

Барри кивнул.

— Да, брат, не завидую тебе, уж кто-кто, а я тебя прекрасно понимаю: помнишь, как моя меня постоянно доставала? Спасу нет! А тут стала посещать какой-то женский клуб и изменилась на глазах: ни слова упрека, ни фразы укора. Возвращается оттуда как заведенная, всю посуду до блеска вычистит, в комнатах начнет убирать — пылинки не найдешь, и все бубнит под нос: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо…», как будто сама себя успокаивает — аутотренинг своеобразный. Но по мне пусть лучше это долдонит, чем меня пилит. А в постели стала — угнаться не могу, будто молодость к ней вернулась.

Барри слушал Дюка рассеянно, невидящим взором смотрел в окно.

— А вообще, послушайся моего совета: тебе от этого отстраниться надо. Не думай — и всё. Сейчас дело надо сделать. Настройся на предстоящую беседу, у тебя же настоящая хватка, я против тебя тигра беззубая. Хочешь, по пути в какой-нибудь бар заскочим, дернем грамм по сто, тебе и полегчает. Дорога дальняя, выспишься.

Барри повернул голову к другу.

— Заскочим сначала в автосервис, узнаем, что там с моей тачкой, а потом — куда угодно, только умоляю: не гони, как бешенный, ты же знаешь, я страх как не люблю, когда ты изображаешь из себя Шумахера.

— Вот и ладно, — довольно произнес Дюк, радуясь, что Барри всё-таки нашел в себе силы вернуться на землю…

* * *

Весть о том, что Дюк Фергюссен разбился, как молнией поразила Барри. Он узнал о его гибели, вернувшись из командировки. Весь отдел только об этом и гудел. Обстоятельств и подробностей никто толком не знал, все основывалось на догадках и пустых умозаключениях.

Барри вернулся домой, не помня как. Карина встретила его привычным коротким, ничего не выражающим «привет, как съездил…» Даже не поднялась с дивана, так и сидела, когда он вошел, положил на тумбочку в прихожей портфель, сел рядом в кресло. Он был белее бледного.

— Что-то случилось? — спросила она бегло, оторвавшись на секунду от дамского бестселлера.

— Случилось, — как потерянный ответил Барри. — Дюк разбился.

— А, знаю. Еще вчера, — так невозмутимо произнесла Карина, как будто Дюк был не их близким знакомым, а каким-то абстрактным маклером из малознакомого Лесконсити. — Хильда звонила мне вечером. Я ночевала у нее.

Барри с удивлением посмотрел на жену:

— Ты так спокойно об этом говоришь.

— А что я должна, по-твоему, делать: волосы пеплом посыпать, если он был твоим другом?

Цинизм Карины возмутил Барри, но он не хотел вступать с ней в перепалку, поднялся только, открыл бар, вынул оттуда бутылку виски, не разбавляя содовой, отцедил стопку и залпом выпил.

— И потом, знаешь же: всё, что ни делается — к лучшему. Всё будет хорошо, — добавила она к прежнему.

Барри уставился на нее, как на диковину. Где-то он уже слышал это выражение. Постой, постой, его, кажется, по словам покойного Дюка, частенько произносила Хильда, после того как вступила в какой-то женский клуб. Карина что, тоже стала его посещать? Хотя чему удивляться, он совсем почти не уделяет ей внимания. И все же Барри спросил, не стала ли она членом какой-нибудь претенциозной организации безгрудых феминисток, — уж слишком откровенным холодом в отношении знакомых мужчин от нее отдает. (Чего скрывать, невозмутимость Карины в такой ситуации резанула и он сознательно захотел ее уколоть.)

После этих слов Карина обожгла его таким колючим взглядом, что Барри даже стало не по себе. Возникло такое ощущение, будто он вторгся в какую-то тайную,