Книга Большой проигрыш - Алексис Опсокополос

мог — в этом случае щит «включался», и всё летело в того, что применил усиление — то есть, в меня.

Поэтому мы сконцентрировали наши усилия на мече, что было логично — глупо пытаться победить противника стихийной магией, имея на руках Великий артефакт, да ещё и самый сильный из пятёрки.

И можно сказать, я добился значительного прогресса. Во-первых, научился ещё лучше чувствовать меч, и мне больше не приходилось разрубать фаерболы, чтобы клинок «просыпался» — я научился «будить» его сам; во-вторых, я уже на интуитивном уровне чувствовал, когда меч только лишь защищает меня, отбивая чужие атаки и не вызывая таким образом отражения своей магии щитом, а когда он атакует, и мне следует ждать отдачи.

Но это были мелочи по сравнению с нашим главным «открытием». Путём проб и ошибок мы с Анной Алексеевной выяснили, что щит защищает владелицу, но не себя. Точнее, себя он защищал, но именно защищал — держал удар, по возможности рассеивая его. Но не отражал и не усиливал этот удар. И совсем другое дело, когда атаке подвергалась хозяйка щита — в этом случае он выполнял свои обязанности. И выполнял их отлично

.

Поскольку я теперь в процессе тренировок атаковал именно щит, мы избегали повторения той ситуации, что случилась в первый вечер — когда я попытался ударить мечом Анну Алексеевну, и мощный взрыв и выброс энергии разбросали нас по арене и отняли почти все силы. Правда, два раза у меня случались осечки, и я умудрялся перенаправлять силу меча с щита на Анну Алексеевну, и оба раза это заканчивалось взрывом. Но теперь это было не столь опасно, так как мы обвешивались перед занятиями дополнительными защитными амулетами, сильно уменьшающими урон от форс-мажорных ситуаций.

Но эти осечки случились в первые три дня, позже я уже научился контролировать себя и клинок, и атаковал уже только щит. И к заключительному дню тренировок я научился довольно быстро подавлять все его защиты. Один раз чуть не переборщил и не разрушил его.

Исходя из полученного опыта, мы сделали вполне логичный вывод: если зеркало Ментесумы работает по тому же принципу, что и щит, то мне не стоит атаковать Хосе, чтобы не вызывать обратной реакции зеркала, многократно увеличенной. Мне имело смысл сначала уничтожить вражеский артефакт и уже потом, когда его владелец останется без такой суперзащиты, приняться за Хосе. Но вот только ни я, ни Анна Алексеевна не знали, насколько зеркало Монтесумы мощнее щита, с которым я тренировался. Оставалось надеяться, что не сильно.

И ещё одна проблема заключалась в том, что всё это время я учился справляться с магией отражений и подавлять мощь щита, а Анна Алексеевна меня практически не атаковала, чтобы я не отвлекался на её выпады и все силы тратил на обуздание сильного артефакта. Но Хосе Второй, в отличие от ректора Кутузовки, должен был использовать собственную магию по полной. И какую именно, я не знал. Но явно ту, в которой он максимально силён.

Поэтому чересчур я себя не обнадёживал, но всё равно уверенности прибавилось. Теперь у меня хотя бы был план на бой — надо было уничтожить зеркало, и тогда стало бы проще. Анна Алексеевна была уверена, что мне это по силам, потому что Кусанаги-но цуруги сильнее зеркала Монтесумы. И мне очень хотелось, чтобы она оказалась права.

В какой-то момент у меня появилась мысль использовать и шапку Мономаха, чтобы силой двух Великих артефактов подавить третий, но Анна Алексеевна, как и бабушка, категорически отвергла этот вариант, сказав, что я не справлюсь с таким давлением. Спорить я не стал.

Так как мой навык повышался с каждой тренировкой, мы не стали отменять занятие даже накануне поединка, разве что в этот день ректор Кутузовской академии отменила все свои дела и провела тренировку утром. К двум часам дня я уже вернулся домой. Прошёл восстановительные процедуры, пообедал, немного отдохнул и… окончательно осознал, что до поединка осталось менее суток.

Так-то я никогда не забывал о дате моего боя с Хосе Вторым, но во время подготовки, поединок казался чем-то не то чтобы далёким, но, скажем так, он не стоял на первом месте — все мои мысли были о том, как к нему подготовиться. И вот подготовка закончилась. Никто, и в том числе я сам, не знал, насколько хорошо я был готов к поединку. Но это никого не волновало — я должен был выйти и драться.

И стало страшно. По-настоящему страшно. Оно и изначально было страшновато, но вся эта суета с подготовкой как-то не давала по полной программе осознать, куда я влез. А теперь всё вдруг как-то совсем аккуратненько разложилось перед глазами — со всеми возможными финалами. А их по большому счёту было только два: или победа будет за мной, или за Хосе. И шансов выжить в случае победы мексиканца, что уж себя обманывать, не было.

Неприятный холодок где-то в глубине живота, сначала едва заметный, усиливался на глазах. И вот только этого мне не хватало накануне боя. Я сто раз уже объяснил себе, что у меня не было другого варианта, что кто-то должен это сделать и дать понять императору Ацтлана, что не надо связываться с Россией. А так как в нашей стране только я владел Великим артефактам, причём даже двумя, то автоматически этим кем-то стал я. Это всё было понятно, но всё равно было страшно.

Поединок был назначен на пять утра по среднеевропейскому времени — на семь по нашему. Как по мне, не самое удобное время, но его назначил Хосе. В Мексике на тот момент должно быть десять вечера — возможно, императору Ацтлана по вечерам драться привычнее или удобнее. Так или иначе, нам выбора никто не предоставил — в шесть тридцать по Новгородскому времени мы должны были отбыть в Мадрид. Ристо с двумя бойцами отправился туда заранее, чтобы в нужное время установить портальный маяк непосредственно в королевском дворце.

Я посмотрел на часы — они показывали половину шестого. До отправки в Испанию оставалось тринадцать часов, и надо было как-то их пережить, не накрутив себя сверх меры. Надо было как-то справиться с этим неприятным страхом. Скорее всего, так и должно быть перед столь важным боем; я был уверен, что там на месте, это всё пройдёт, едва я увижу противника, но пребывать в таком состоянии тринадцать часов мне не хотелось. И я отправился к источнику.

У источника просидел больше двух часов.