Книга Иванушка на курьих ножках - Дарья Донцова

ты мне подарил, с того вечера не снимаю! На какое число свадьбу назначим? Надо пораньше, пока животик не вырос!» Нина аж рот разинула. Анна дар речи обрела, тихо подтвердила: «На бланке отмечен положительный результат». Токина попятилась и по ступенькам как побежит вниз! Кирилл за ней. Я начала плакать. Мне из себя слезы выдавить очень легко. Стою, ладонями лицо утираю, потом Анне Степановне заявила: «Поняла, не нравлюсь вам, Токина лучше. Ладно. Ухожу. Пусть Кирилл на Нине женится вам на радость. Она своя, а я из чужого сада. Но ребенка никогда не убью! Подам заявление в суд. Мне от вас денег не надо, но малышу нужен папа и его придется одевать-обувать. Как мне жить? Сразу после родов на сцену не выйти. И вообще, рискнула своей карьерой ради того, чтобы любимому наследника подарить. И что? Кровать, в которой мы спали, еще не остыла, а Кирилл уже с Ниной? А я? А наш ребенок? Покончу сейчас с собой! Только письмо напишу, расскажу, почему решила умереть и нерожденного сына с собой на тот свет унести». И тоже по лестнице вниз. Анна Степановна мне вслед: «Эми, подожди!» Но я не такая дура! Умчалась домой. Телефон начал трезвонить, едва в квартиру вошла, трубку не взяла. Сижу в гостиной, послание пишу, понимаю, как дальше события развиваться начнут. Главное теперь – мне хорошо роль исполнить. Телефон голосит не переставая! Потом в дверь звонить начали. Я на диване легла, на столике рядом гора упаковок с лекарствами, письмо прощальное… Минут через двадцать замок сломали, вбегают Анна Степановна и Мефодий. Мужчина фомку держит, сзади него Кирилл маячит. Родители его ко мне бросились, начали расспрашивать: «Жива? Таблетки пила?» Я простонала: «Нет пока. Никак не могу собраться умереть». Анна Степановна на Кирилла зырк! Тот к дивану подошел, мямлит: «Э… ты не так поняла. У нас с Ниной ничего нет. Люблю тебя, хочу, чтобы ты стала моей женой!» Через неделю расписались. Я боялась, что мамаша Кирилла потребует, чтобы мы с ней жили. Нет! Кирилл переехал ко мне.

Эмилия прижала кулаки к груди.

– Мне муж вообще не был нужен, ребенок – тем более. Мечтала стать примой. Думала, буду из «своей» семьи – меня продвинут. Добилась своего, но получилось не так, как мечталось. Полгода с младенцем мучилась. Девчонка то кричит, то срет, то ей чего-то еще надо… Надоела до ужаса. Кормить ее сама не стала, хотела сразу в репетиционный зал бежать. Потребовала от Кирилла няньку, появилась Ада Марковна. С мужем отношения – ни мира, ни войны. Он спит в другой комнате, к ребенку не подходит вообще, я его не волную. С работы придет – молчит. Возвращается всегда поздно. Не ругается, не придирается, просто не замечает. Ну и хорошо, я только рада была, что супруг ко мне не лезет.

Эмилия закрыла глаза, потом распахнула их, потерла пальцами виски.

– Я быстро в форму вернулась и попросила Кирилла: «Хочу сольную партию, помоги, пожалуйста». Он ответил: «Не дружу с руководством». Я напомнила: «Зато твои родители со всей верхушкой чаи гоняют. Поговори с мамой». Ему моя просьба не понравилась, но муж кивнул. На следующий день сказал: «Анна Степановна не может тебе посодействовать».

Эмилия зажала голову ладонями.

– Понимаете? Свекровь дрянь! Она мне помогать не собиралась! Небось, наоборот, друзьям сказала: «Похороните Эмилию навсегда в кордебалете». А Лека тем временем уже выбилась, в своем танцевальном ансамбле была лучшей. Все ее обожали. Танцевала прекрасно, милая, добрая – вот такой у Леокадии имидж. Сестра постоянно по разным странам моталась, одевалась роскошно, делала что хотела, ни от кого не зависела! Одна жила, сама себе хозяйка. А у меня младенец орал!

– Я ничего у тебя не отнимала, – вздернула голову Леокадия. – И не я тебя замуж выйти заставила. Ты со мной по поводу рождения дочери советовалась?

– Так между нами дружбы нет, – прошептала Эмилия.

– Я тому виной? – вскинула брови Леокадия. – Или вспомнишь, как себя вела, пока родители живы были? Кто кричал: «Почему Леке новые туфли купили? Это мне такие нужны!»

– Ты счастливая, а у меня все плохо, – чуть слышно произнесла Эмилия, – полная безнадега. Муж есть, но его нет. Свекр со свекровью меня знать не хотят. Из общего стада кордебалета не вышла.

– Зато потом тебе счастье поперло, – прищурилась Лека. – Супруг враз изменился, запел! Кирилл о тебе попросил, получила ты свою сольную партию, да не одну.

Леокадия повернулась ко мне.

– Трансформация фантастическая! Когда Валерия слегка подросла, мать ее из дома выгнала на дачу к нашим родителям. Избавилась от девочки. И у них с Кириллом такой амур начался! Прямо молодожены! И Фокин стал основным баритоном в театре.

Лека закатила глаза.

– Услада ушей. Я терялась в догадках: почему мужик долго молчал? Да, хороший концертмейстер на вес золота; да, он важнее певца; да, без него не споют или так запоют, что уши затыкай. Но зритель аплодирует певцу, считает, что он тут главный! Нет, ребята, основное действующее лицо вы не видите, оно за кулисами. Концертмейстер перед публикой не появляется, букеты не собирает, газеты о нем не пишут, в овациях не купается. Он серый кардинал, который способен поднять певца или утопить. Я сначала подумала: может, Кириллу надоело стоять в тени, захотелось славы? А потом мне рассказали про Таню. Слышали о такой?

– Да, – дуэтом отреагировали мы с Борисом.

– Странная такая история, – хмыкнула Леокадия. – Хотя, чего только не бывает! Но в конце концов все Эми получила! Но дочь свою ненавидела по-прежнему. Сейчас поняла почему: надо же на кого-то вину за личные глупости перенести. Был у меня знакомый психолог, рассказала ему про сестру, он все по полочкам разложил.

Глава тридцатая

В комнате стало тихо. Я решил прервать тягостное молчание:

– Эмилия Георгиевна, почему у вас вдруг наладились отношения с мужем?

– Он в один день переменился, – затараторила женщина. – Днем сказал, что уезжает, уже не помню куда, ушел с дорожной сумкой. И в девять вечера, как раз программа «Время» началась, Кирилл вернулся. С цветами! С шампанским! Подарил мне браслет! Дежа вю! И в постели огонь! И запел! И попросил в театре мне дать сольную партию! И все стало оборачиваться так, как я хотела! Вот!

Я давно привык выслушивать неожиданные исповеди от людей, однако речь Эмилии слегка утомила меня. Кроме того, удивился ее полной откровенности. Женщина, вроде, спокойная, но в комнате прохладно, а ей жарко. Глаза у балерины лихорадочно