Книга Дом Крови - Михаил Кин

его реакции. — Семью не трогать, понял.

— И все же, ты стал наемным убийцей. Ни за что не поверю, что выбора не было.

— Да я убивал, — я смотрел ему глаза в глаза, — и много убивал, и даже деньги за это получал. Работорговцев, кто отрывает дочерей от матерей, а потом продает их как скот на ярморке. Бандитов, что сбиваются в банды, забывшие, что такое законы. Потерявших берега убийц, думающих, что им все дозволено и ничего за это не будет. Ублюдков вроде Мориса, что почти не отличались от мертвецов. Да, я убивал. Но ни одного безвинного, ни одной женщины или ребенка, ни одного торговца или ремесленника. Когда я встану на суде Всевидящего, мне не будет стыдно Нестор. Я буду стоять с поднятой головой, мне не в чем каяться. В конце концов, мы с тобой похожи, как и сестрой Элиз.

Он смотрел мне в глаза, внимательно смотрел, выискивая там малейшие признаки лжи. И как бы ты их не прятал, они находил, своим давящим, холодным взглядом фанатика. Но я не врал, единственное, за что мне было стыдно, это за то, что не оправдал его ожиданий.

— Мы не похожи, — в конце концов после затянувшегося молчания сказал он. — И никогда не будем! А сестра Элиз, ты даже не представляешь, что она за человек. — Он подался ко мне. — Она — это истина.

— Не понял…

— Она во всем доискивается правды, как и я.

— То есть она пытками заставляет людей во всем признаваться?

— Пытки далеко не главное. Думаю, ты понимаешь про что я говорю.

— Не понимаю, как по мне она двинутая на всю голову фанатик. А не истина.

Смех — карающее орудие фанатика. Смеялся Нестор ровно, пронзительно и резко, всегда одинаково, как бы смешно ему ни было, и смех у него был булькающий, убивающий все смешное на месте.

«О человеке легче всего судить по смеху и походке», — как-то заметил однажды Клето.

— Опасна не истина, а человек, который знает, как ее добыть. — Сказал он перестав смеяться так же резко как и начал, — Сестра Элиз одна из таких людей. Советую быть аккуратней, столько лет прошло, а ты так и не научился держать язык за зубами. Кстати я удивлен, что ты умудрился втереться в доверие к Элизабет Моретти. Ты же помнишь ее братца, Алберто?

— Помню, — скривился я, как лимон съел, — забудешь тут его. Он кстати мне убийц посылал, а я отрезал им уши и назад отправлял. Элизабет другая, она не похожа на этого морального урода. Мы с ней друзья.

— Друзья, — хмыкнул он, — Это Игра. Запомни Дарий, у Костеродных не бывает друзей. Есть соратники, есть должники, связанные долгом жизни и обетом молчания, но друзей у них нет…Единственное, что неизменно для них — это Род и Клан. Если костеродный выдает тебе какую-либо информацию, то ты должен понимать, что это определенная игра, и несет или пользу или вред, что принесет его роду в будущем. Смотря как ты воспользуешься этой информацией. А она в первую очередь дочь своей семьи. Они все играют все, играют в друзей, в любовь, иногда играют в ненависть…играют в Наставников. Доверять и открываться можно только здесь, — он постучал себя кулаком по груди. — Ты должен научиться взвешивать каждое свое слово рядом с ними, и учитывать последствия всех своих действий с ними.

Я промолчал глядя на него, а затем осознал смысл его слов. Звенящих, словно колокола собора.

Глава 14

В криминальной среде есть одно неписанное правило. Там не принято врать своим. Просто нету смысла. Чужим сколько угодно, а своим нет. А вся загвоздка в том, чтобы попасть в этот ограниченный список своих. Есть заведения только для своих. Они как правило сокрыты от глаза посторонних и непримечательны, а иногда наоборот маскируются у всех на виду, но вот пройти в закрытую секцию простой путник не сможет, сработает правило свой-чужой. А если простым языком, ему очень сильно повезет, если его оттуда выпнут живого, как правило ограбив до порток и, основательно помяв бока. А если нет, то найдут где-нибудь в канаве уже с перерезанным горлом.

И там, в этом закрытом клубе почти все друг друга знают, или как минимум слышали. И врать своим не принято. Там ты можешь говорить, что-угодно на любые темы, в пределах разумного конечно. Болтунов там не особо любят. Но вот врать.

Так и Нестор, он не терпел лжи. Чувствовал ее за милю, словно драк — свежую кровь. И досконально все перепроверял. Я не сомневался, он вытащит всю подноготную, где я был и что делал. Более того. Я именно на это и рассчитывал. К тому же он многое про меня знал. Хоть он и не хотел этого даже слышать, но мы действительно были похожи. Оба убийцы каких поискать, оба стараемся помогать простым людям как можем, оба руководствуемся своими принципами. И я ему доверял, руководствуясь этим принципом — своим не врать. Несмотря ни на что он мне нравился. Своим несгибаемым характером и упорством. Выходец из простонародья, он шел напрямик, невзирая на влиятельных костеродных. Тогда как все окружающие искали обходные пути. Искренне верил в то, что делает, считая это единственно верным. Помогал простым людям, защищал их от произвола высоких господ. Карал ублюдков вроде Мориса. Нестор был с тяжелой судьбой и со своими тараканами в голове, которые наполовину сдвинули ему крышу.

Но тем не менее, он был чертовски силен, но при этом адекватен и расчетлив. Внимал очевидным фактам. А тараканы в голове хором поющие молитвы спросите вы? Ну у всех свои заскоки, кто ж без них.

Он еще раз прошелся мелкой гребенкой по моему прошлому с момента нашей последней встречи, внимательно все выслушивая, и я ему многое рассказал, почти без утайки. Про работу в гильдии без конкретных имен, про бегство с черного замка и спасение внучки Наместника во время нападения на город. Естественно умолчал о Полночи поселившейся в моей тени, и не до конца рассказал про сделку с Наместником. Умолчав про книгу и заказ, который он сделал, платой за который собственно и была книга. Подставлять дона Сальваторе под пылающую длань ордена я не хотел. И для Нестора из моего рассказа получалось: что Наместник в лучший традициях высоких господ предложил мне работу и титул, от которых я отказался. А раз так, то просто сплавил опасного субъекта куда подальше, за пол континента. Сунув в виде подачки кошель золота и возможность обучаться бесплатно у настоящего мастера.

Возможность, которой практически лишены простые люди.

Я рассчитывал на его адекватность. На прагматизм. Но я сильно недооценил его жгучую ненависть. Ненависть, что подобно кислоте в его венах, что давно смешалась с кровью. Ненависть, что стояла у него перед глазами словно кровавая пелена затмевая все очевидные доводы. Он всеми фибрами души ненавидел тех, кто повелевает мертвыми, а заодно тех, кто хоть как-то связан с темной магией. После тяжелого разговора, когда я спросил, что со мной будет. Он все так же прожигая меня взглядом ответил:

— Ты думаешь, что-то изменилось? Нет. Тебя доставят в главную ставку ордена, где тебя будут судить по законам Всевидящего.

А для последователей Всепожирающей приговор в таких случаях неизменен.

Сначала казематы, включающие в себя: развлечения с дамочками в алом, плетки с крючьями и расслабляющие ванны с солью, а после того, как я сознаюсь в том, что ел новорожденных младенцев на завтрак и растлевал невинных дев пачками меня прилюдно сожгут.

Как черного еретика.

И там, под этим кровавым рассветом, лежа на холодной земле после битвы в разрушенной кровожадными тварями деревне Нестор перешел для меня из своих в разряд чужих. В конце концов я больше не послушный мальчуган. Да и некогда им особо не был. А раз он чужой, то и обходиться с ним и со всем этим сборищем двинутых обмудков я буду соответственно. Они даже не пожелали, чтобы я близко находился с остальными ранеными. Даже раны мне не обработали, просто вырвав арбалетный болт из плеча и бросили раненого как есть на землю, сковав кандалами переломанную руку. Которая сильно опухла и невыносимо болела. А значит теперь и я буду лгать напропалую, воровать, а если встанет вопрос о моей свободе или жизни — убивать. И совесть моя будет столь же молчалива и холодна словно далекие звезды над нами.

Они ведь ведут войну с еретиками. А на войне как на войне, все способы хороши.

Я замолчал разочарованно глянув в эти полубезумные, голубые ледышки глаз горящие ненавистью и фанатизмом и отвернулся от него. Показав, что разговор окончен, услышав его вердикт повисший