Книга Анти-Горбачев - Сергей Тамбовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Романов встал со своего места, прошёлся туда-обратно вдоль окон и продолжил.
— То же, что предложило большинство съезда, я не могу назвать другим словом, как это обозначил Михалков — ребячество и есть. Вместе с водой вы выплёскиваете и ребёнка, вот как это называется, товарищи. Хотите, я вам набросаю приблизительный план развития нашего кино, если всё будет развиваться в русле решений этого пятого съезда?
— Набросайте, Григорий Васильевич, — ответил самый смелый из сидевших Элем Климов.
— Пожалуйста, — пожал плечами Романов, — слушайте и не говорите потом, что не слышали…
— Вот нам всем на съезде показали новый фильм этого… Абуладзе, «Покаяние» называется. Что вам из него запомнилось?
— «Эта дорога ведёт к храму», — смело ответил Климов.
— «Зачем нужна дорога, если она не ведёт к храму?» — добавил Герман.
— И всё? — c насмешкой справился Романов.
— Разве этого недостаточно? — спросил Соловьев, — яркая и смелая фраза, квинтэссенция, если так можно выразиться, всего предыдущего действия, в других фильма и такого-то не бывает.
— Фраза яркая, — согласился Романов, — жаль только, что неверная ни в прямом, ни в переносном смыслах.
— А это как, Григорий Васильевич? — удивлённо спросил Климов.
— Если посмотреть на неё, на эту фразу, под утилитарным углом зрения, то дорога бывает нужна для очень многих жизненных ситуаций — чтобы добраться до соседнего села, например, или для похода в магазин за едой, или чтобы Скорая помощь к дому подъехала, если у Абуладзе вдруг что-то серьёзное приключится…
— Это ясно, Григорий Васильевич, — отозвался Герман, — но вы же не хуже нас понимаете, что в Покаянии это не в лоб сказано, а метафорически.
— Понимаю — легко согласился Романов, — хорошо, перейдём на следующий уровень понимания. Храм это вообще-то понятие религиозно-теократическое, в советская идеология не приветствует религию, сами наверно знаете… но хорошо, не будем в это упираться и рассмотрим проблему более широко. Зачем нужен храм? Правильно, чтобы молиться. То есть вся философия фильма сводится к тому, что надо как можно чаще и как можно усерднее возносить свои просьбы к верховному существу… на небе или где уж оно там. Правильно?
— Это вы уж слишком, — осторожно возразил Климов, а Соловьев добавил, — выходит, Покаяние опять положат на полку?
— Ни в коем случае, — резко ответил Романов, — выпустим в прокат, но в сильно ограниченный. С одновременной кампанией в прессе... чем меня так раздражило это кино, хотите узнать?
Режиссеры покивали.
— Нельзя идти в будущее на базе очернения прошлого, мировой опыт показывает, что это тупиковая версия.
— Почему же нельзя, — смело возразил Герман, — советская власть в 20-е годы только и делала, что сбрасывала с парохода современности былых классиков. Про то, что она говорила про царский режим, я уж промолчу.
— Вы правы, — с трудом начал подбирать слова Романов, — с одной стороны, но ведь вы знаете и то, что уже в тридцатые годы сбрасывание с пароходов прекратилось, а эмигранты потянулись обратно в СССР. И с царским режимом начали обходиться гораздо вежливее — фильм «Александр Невский» вспомните или «Иван Грозный». Я к чему всё это говорю — тема разоблачения культа личности конечно весьма привлекательна в выразительном плане, но это обоюдоострый клинок, запросто можно и свои руки порезать в кровь…
— Вы хотели набросать план развития советского кино, — тихо напомнил Элем Климов.
— Точно, — сел на своё место Романов, — извините, отвлёкся на Покаяние. Итак… конкретно вы, Элем Германович, больше не снимете ни одной картины, сначала некогда будет, сплошное руководство союзом, а потом вдохновение кончится… так же, как и деньги. У вас, Алексей Юрьевич, — повернулся он к Герману, — в течение 20 ближайших лет выйдет ровно две картины, одна будет про кровавый сталинский террор, вторая — экранизация братьев Стругацких.
— А вот у вас, Сергей Александрович, — остановил свой взгляд на Соловьеве, — судьба сложится гораздо удачнее — будете выпускать в среднем один фильм в два года. Молодёжной в основном тематики. Первые, снятые до конца 80-х, будут популярны, ну а далее всё будет грустнее.
— Теперь два слова про общую картину в советском кино… в ближайшие годы популярны будут два направления — разоблачение культа личности, раз, и все прочие запретные для СССР темы, два. Наркомания, проституция, секс, красивая жизнь под модную музыку, красивые наряды — всё это хлынет на экраны бурным потоком. А в 90-х годах как-то разом закончатся деньги где-то одновременно с Госкино и цензурой, и народ будет снимать абсолютно невразумительные вещи. Знаменитые артисты будут участвовать в сомнительных шоу на телевидении, чтобы заработать хотя бы на еду. Если совсем уже коротко, то приличных фильмов, которые хочется пересмотреть, в последующие 15 лет будет очень мало… если не сказать, что их совсем не будет.
— Какую-то страшную картину вы нарисовали, Григорий Васильевич, — раскрыл рот Соловьев, — но мне в любом случае приятно, что меня вы выделили в лучшую сторону. По крайней мере на зарубежные фестивали поезжу.
— Не обольщайтесь, Сергей Александрович, — скоро поездки за границу перестанут быть наградой, все смогут ездить, куда захотят… если денег наберут на поездку, конечно.
— И что же, — задал наболевший вопрос Климов, — всё это произойдёт из-за решений нашего съезда?
— Не всё, конечно, — ответил Романов, — но свой вклад в развал страны ваш съезд внесёт обязательно… и очень немаленький вклад.
— Кто виноват, вы нарисовали, — сказал Герман, — теперь остался второй извечный вопрос нашей интеллигенции — что делать?
— Не знаю, — честно признался Романов, — но будьте уверены, что второго, равно как и третьего Покаяния не будет. Китайцы придумали чеканную формулировку про Мао, не слышали?
— Нет, расскажите, Григорий Васильевич, — попросил Климов.
— У них же тоже был