Книга Французская кухня в России и русской литературе - Виталий Леонидович Задворный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увидит новые творенья,
Другие земли, небеса,
Мечты восторженной виденья![464]
Герцен в «Былом и думах» вспоминает о другом идеологе славянофильства, поэте и публицисте Константине Сергеевиче Аксакове, который «с мурмолкою в руке свирепствовал за Москву, на которую никто не нападал, и никогда не брал в руки бокала шампанского, чтобы не сотворить тайно моление»[465]. О том, как славянофилы пили шампанское, пишет Некрасов в поэме «Недавнее время»:
Наезжали к нам славянофилы,
Светский тип их тогда был таков;
В Петербурге шампанское с квасом
Попивали из древних ковшей,
А в Москве восхваляли с экстазом
Допетровский порядок вещей[466].
В начале XX века совсем фантастическое зрелище, как описывает его Владимир Гиляровский в «Москва и москвичи», являл собой московский трактир на Варварке, в котором собирались почитатели допетровской старины. В этом трактире было «меню тоже допетровских времен. Хотя вина шли и французские, но перелитые в старинную посуду с надписью — фряжское, фалернское, мальвазия, греческое и т. п., а для шампанского подавался огромный серебряный жбан, в ведро величиной, и черпали вино серебряным ковшом, а пили кубками»[467].
Русские поэты и писатели присваивали шампанскому столько возвышенных эпитетов, что некоторые из них стоит перечислить. Бесспорно, самые проникновенные строки о шампанском принадлежат Пушкину. Шампанское — это «чистое пенистое вино» в стихотворении, обращенном к Пущину:
Помнишь ли, мой брат по чаше,
Как в отрадной тишине
Мы топили горе наше
В чистом, пенистом вине?[468]
В стихотворном послании к своему учителю латинской и российской словесности в Царскосельском лицее Александру Ивановичу Галичу Пушкин пишет:
И пенистый бокал
Нам Бахус подавал[469].
«Шипенье пенистых бокалов» встречается и в поэме «Медный всадник»[470]. И не только «пенистый бокал», у Пушкина это еще и «бокал опенненный», как в стихотворном послании другу по литературному обществу «Зеленая лампа» Александру Всеволожскому:
Кипит в бокале опененном
Аи холодная струя[471].
В стихотворении «Пирующие студенты» Александр Сергеевич использует метафору «вино златое»:
Скорее скатерть и бокал!
Сюда, вино златое!
Шипи, шампанское, в стекле…[472]
А в «Отрывках из путешествия Онегина» — уже не просто «вино златое», а «брызги золотые»:
Все в неге, пламени любви,
Как зашипевшего Аи
Струя и брызги золотые[473].
Удивительные и парадоксальные образы находил Александр Сергеевич для шампанского в стихотворении «27 мая 1819 года»:
Шампанского в стеклянной чаше
Кипела хладная струя[474].
Друг Пушкина поэт Евгений Баратынский в поэме «Пиры» находит для шампанского еще более возвышенный эпитет — «звездящаяся влага»[475]. Еще один современник Пушкина — драматург Александр Грибоедов — в «Письме из Бреста Литовского к издателю „Вестника Европы“» обращается к шампанскому в стиле высокой патетики: «Заискрилось шампанское в стаканах»[476]. И Михаил Лермонтов в «Начале поэмы», как истинный поэт, не мог не писать о шампанском:
В стекле граненом, дар земли чужой,
Клокочет и шипит аи румяный[477].
Замечательная поэтесса княгиня Евдокия Ростопчина, знавшая Пушкина и дружившая с Лермонтовым, писала в стихотворении «Опустелое жилище» о шампанском в том же стиле:
Ждет у двери гость бывалый…
Не отворится она!
Не запенятся бокалы
Искрометного вина![478]
У Николая Некрасова шампанское в поэме «Современники» — «влага искрометная»[479], а у Николая Лескова в рассказе «Жемчужное ожерелье» — оно «веселый нектар Шампани»[480]. Мигающие иглы тонкого льда увидел в шампанском Петр Боборыкин, герой его романа «Китай-город»: «Палтусов глядел в стакан с шампанским, точно любовался, как иглы тонкого льда мигали в вине и гнали наверх пузырьки газа»[481]. У Алексея Апухтина в стихотворении «M-me Вольнис» — это «Франции кипучее вино»[482]. У Николая Языкова в стихотворении «Ау!» шампанское — «искрокипучее вино»[483]; тот же поэт в стихотворении «Кубок» пишет, что это вино оживляет человека:
Восхитительно играет
Драгоценное вино!
Снежной пеною вскипает
Златом искрится оно.
Услаждающая влага
Оживит тебя всего[484].
У Александра Блока шампанское приобретает мистические коннотации — например, в стихотворении «К музе» веселье и радость исчезают, и шампанское появляется в демоническом контексте:
И коварнее северной ночи,
И хмельней золотого аи,
И любови цыганской короче
Были страшные ласки твои…[485]
А в стихотворении «В ресторане» шампанское сравнивается с небом и становится золотым. Так, золотым некогда иконописцы символически изображали небо на своих иконах:
Я сидел у окна в переполненном зале,
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи[486].
У Сергея Есенина, который, как вспоминает Елизавета Устинова, в последний год пил только шампанское[487], оно тоже вызывало небесные коннотации. Ему казалось, что шампанское напоминает зарево заката: «В багровом зареве закат шипуч и пенен» («22 июля 1916 года»)[488].
В стихотворении Андрея Белого «Пир» шампанское наделено неизъяснимой внутренней энергией:
И гуще пенилось вино,
И щелкало взлетевшей пробкой[489].
А в его стихотворении «В летнем саду»
…Осанистый лакей
С шампанским пробежал пьянящим
И пенистый бокал поднес…[490]
Шампанское не только наделялось столь многими одухотворенными поэтическими эпитетами, но и стало метафорой состояния человеческой души, образа жизни, философии.
Шампанское — это радость жизни человека. Евгений Баратынский в «Пирах» восклицает: «И брызжет радостная пена, / Подобье жизни молодой»[491]. Петр Вяземский пишет о «благословенном Аи» в стихотворении «К партизану-поэту»: «Так жизнь кипит в младые дни»[492]. И, конечно же, Пушкин, чьи строки нам известны со школьной скамьи:
В лета красные мои,
В лета юности безумной
Поэтический Аи
Нравился мне пеной шумной…[493]
Александр Сергеевич, простившись с «юностью безумной», воскликнул: «Да
