Книга Сады пяти стремлений - Вадим Панов

Пока же капитан решил запустить «дальний глаз», чтобы внимательнее рассмотреть звёзды, показавшиеся ему знакомыми. Астринг позволял исследовать небо намного лучше, чем телескоп, и с его помощью можно было понять, допрыгнет ли «Пытливый амуш» до планеты, которую капитан принял за Калпан. Дорофеев уселся в идеально подогнанное под Галилея кресло – во время работы астрологу не должно ничего мешать и отвлекать, надел гоглы с толстыми синими стёклами, положил руки на рукояти астринга, вздохнул и надавил на левую педаль, запуская первый контур астринга. И сразу почувствовал дрожь начавшей работать машины. А затем – едва различимый запах, что-то вроде жжёного ибиольского перца, густо смешанного с мёдом, и лёгкое покалывание в затылке. Астрологи ни запаха, ни особенной головной боли не чувствовали и уверяли, что оказавшиеся рядом с работающим астрингом люди просто-напросто себя «накручивают», воображая то, чего нет, но, поскольку разные люди на разных планетах описывали одни и те же симптомы, Базза не сомневался в том, что и запах, и головная боль есть следствие того, что всё вокруг – машина, часть стен и даже кресло с педалями и рукоятями управления – сделаны из астрелия, загадочного металла, работать с которым до недавнего времени умели только на Герметиконе.

Астринг заработал, и завыла предупреждающая об этом сирена – «Будет прыжок! Будет прыжок!»– но сейчас цепари спокойны – прыжка не будет, все знают, что капитан продолжает изучение неба, и не готовятся к переходу. Но даже без сирены о включившемся астринге узнали бы во всех уголках цеппеля – об этом очень чётко говорили гудение и передающаяся кораблю дрожь. Но это – снаружи, и это Дорофеева не волнует, потому что всё его внимание сосредоточено на полуметровом кольце «дальнего глаза». Сначала – пустом, но, после того как первый контур разгоняется до рабочего ритма, внутри кольца начинают появляться изображения звёзд. Базза прикидывает, где расположены интересующие его созвездия, мягко крутит ручки управления, сдвигая «дальний глаз» внужном направлении, устанавливает изображение системы в центр кольца и начинает неспешно приближать его, корректируя сектор обзора так, чтобы видеть не столько звезду, сколько её планеты… а затем – лишь одну из планет, четвёртую… а затем…

А затем на лице Дорофеева появляется улыбка, потому что по мере движения вокруг своей оси четвёртая планета начинает сиять ярче звезды, во всяком случае – в «дальнем глазе», в какой-то момент сияние становится настолько нестерпимым, что капитану пришлось приглушить яркость «дальнего глаза», но улыбка становится шире – Дорофеев увидел Сферу Шкуровича, уникальный маяк, на который астрологи наводят цеппели, и машинально зафиксировал в блокноте время его появления. Когда же Базза вновь обращается к «дальнему глазу», в нижней части кольца как раз возникает тонкий серый «хвостик»– протянутый через Пустоту швартовочный канат, который Дорофеев, неуверенно управляя рукоятями, набрасывает на пылающую Сферу. Но опыта не хватает, и капитан не может точно сказать, вцепился ли в неё «хвостик» или нет, но сейчас это неважно.

–Дальше твоя забота, Галилей, надеюсь, ты придёшь в себя,– бормочет Базза.– Я знаю главное – на планете есть Сфера Шкуровича, а значит, это действительно Калпан.

И на этом можно заканчивать.

Дорофеев вернул «дальний глаз» всистему Траймонго и провёл им по луне – из любопытства, раз уж всё равно запустил астринг. Оглядел безжизненную, ничем не примечательную поверхность спутника, затем перенаправил машину на ближайшую планету, намереваясь осмотреть все семь крупных небесных тел системы Траймонго, но не получилось: сменив сектор обзора, капитан неожиданно увидел нечто… нечто странное… Он вновь подкрутил управляющие рукояти, приближая изображение «странного», убедился, что не ошибся, и нахмурился, припоминая детали, которые ему рассказывали о работе астринга и использовании «дальнего глаза». Зафиксировал отметки на ободе кольца, засёк время и записал полученные результаты в блокнот. Выждал десять минут и повторил расчёты.

И громко выругался.

Затем выключил астринг, снял гоглы, поднялся на ноги… пошатнулся – неподготовленный человек трудно переживает последствия нахождения рядом с разогнанным до рабочего состояния астрелием. Постоял, приходя в себя, огляделся, вспомнил, что в астринге запрещено хранить что-либо, кроме блокнота и карандаша, быстрым шагом добрался до мостика, подошёл к рабочему месту астролога, порылся на закреплённых над ним книжных полках, взял справочник и провёл вычисления. Долго, почти минуту, молча смотрел на полученные результаты, затем повторил расчёты, убедился, что не ошибся, и приказал пригласить Киру и Акселя в кают-компанию. Они ждали вызова и с приходом не замедлили, и первое, что сделала рыжая, переступив порог,– нетерпеливо спросила:

–Капитан, что это за планета?

Нетерпение легко объяснялось – все на борту «Пытливого амуша» соскучились по хорошим новостям.

–У меня нет стопроцентной уверенности, что я видел именно Калпан,– улыбнувшись, ответил Базза.– Однако я абсолютно уверен, что на этой планете установлена Сфера Шкуровича.

–Добрый Маркус нас не оставил,– выдохнула рыжая, машинально прикоснувшись к подаренному супругом медальону.

Кира дер Даген Тур выросла на демократической Кардонии, на которой олгеменизм считался религией адигенов. Его не запрещалось исповедовать, однако неофициально – среди «наиболее передовой части общества»– быть олгеменом означало публичную демонстрацию отсталых взглядов. Сама Кира относилась к религии более чем спокойно и не думала, что изменится, но общение с Помпилио не прошло даром. При этом дер Даген Тур не был фанатичным олгеменом, воспринимал религию как органичную часть себя и своей личности и не требовал от жены меняться. Настоящей лингийкой – и настоящей адигеной – Кира стала сама, потому что нашла себя, потому что ощутила, что должна была стать ими с рождения, и теперь не стеснялась благодарить за помощь покровителя Линги – Доброго Праведника Маркуса.

–Я попытался набросить на планету швартовочный «хвостик», и, кажется у меня получилось,– продолжил Дорофеев.– Не могу оценить надёжность получившегося соединения, но, по ощущениям, планета находится на границе зоны досягаемости если и дальше, то ненамного, и мне кажется, что Галилей сумеет на неё прыгнуть.

–А вы?

–Если другого выхода не будет – я попробую и думаю, что получится,– ответил капитан.– Но хотелось бы, чтобы переход открыл профессионал.

–Понимаю вас, Базза.– Рыжая улыбнулась.– Это действительно очень хорошие новости, спасибо.

–Представляю, как удивятся обитатели Калпана, когда мы к ним выйдем,– коротко рассмеялся Аксель.– Мы наверняка считаемся погибшими. Или пропавшими без вести.

–Мессер не раз удивлял Герметикон неожиданными появлениями,– кивнул Дорофеев. Но не улыбнулся, даже скупо, и по этому признаку Кира поняла, что капитану есть что сказать ещё, и это «ещё» их не обрадует.

–Базза, вы рассказали не все новости?

–К сожалению, адира,– вздохнул капитан.

–Что случилось?– насторожился Аксель.

–Закончив исследование системы, которую мы пока определяем как Калпан, я решил оглядеться в системе Траймонго – из любопытства, говоря откровенно. Обычно я рассматриваю планеты новых систем в телескоп, но раз уж запустил астринг, то решил воспользоваться «дальним глазом».– Дорофеев выдержал короткую паузу.– Изучая систему, я обнаружил приближающийся к планете астероид.