Книга Экслибрис. Лучшие книги современности - Митико Какутани

Линкольн вернется во время речи, произнесенной на второй инаугурации, – попытается залечить раны страны и закрыть разделяющие ее бреши, а также призовет американцев «взяться и закончить работу, которую делаем мы все».

Способность Линкольна обращаться со словом так, чтобы побудить страну к достижению идеалов, происходила из присущего ему двойного дара. Во-первых, из поэтической любви к языку и таланта рассказывать истории, которые подпитывались жадной любовью к чтению с самого детства. И, во-вторых – из навыков адвоката, преуспевшего в искусстве убеждения. Читая сборник его речей и писем, мы видим, что за годы Линкольн обрел собственный стиль высказывания, отражающий разнообразие его черт: от задумчивости и мечтательной грусти, шутливости и ироничности до настойчивости и умения наставлять.

Его стиль выражения мысли настолько гибок, что вмещает все: от простонародного рассказа до описания вдохновляющих видений, чутких к «лучшим ангелам нашей природы».

О литературной одаренности Линкольна писали многие биографы, но пара работ стоит особняком. Так, в книге «Линкольн: Биография писателя» («Lincoln: The Biography of a Writer») Фред Каплан исследует, как сильно на формирование тонкой душевной организации юного Линкольна повлияло творчество Шекспира и библейские тексты. Каплан отмечает, что Шекспир оставался для Линкольна главным краеугольным камнем на протяжении всей жизни, формируя его до известной степени экзистенциальный взгляд на бедственное положение человечества в случайном, непредсказуемом мире. А басни Эзопа стали примером того, как можно использовать повествование в качестве иллюстрации и нравоучительной проповеди.

В книге «Меч Линкольна: президентство и сила слов» («Lincoln’s Sword: The Presidency and the Power of Words») Дуглас Л. Уилсон высказывает предположение, что письмо для президента было своего рода убежищем, «местом, где разум мог укрыться от хаоса и рабочего беспорядка, где он мог разобраться с противоречивыми мнениями и упорядочить мысли и облечь их в слова». По свидетельству Уилсона, Линкольн «записывал на обрывках бумаги идеи, приходящие в голову». Бывший партнер президента по юридической фирме Уильям Херндон вспоминал, что при подготовке речи «Дом разделенный» Линкольн складывал обрывки бумаги с записями в шляпу, а потом разложил их в правильном порядке и записал речь.

Готовясь к выступлению, Линкольн часто зачитывал речи друзьям или помощникам, чтобы оценить, как слова воздействуют на аудиторию, и вносил в текст множество изменений – об этом свидетельствуют рукописи, хранящиеся в Библиотеке Конгресса. Чтение вслух и постоянные исправления, как утверждает Гарри Уиллс, помогли отточить язык, сделали его проще, точнее, лаконичнее – в противовес тому, как писали (в том числе и речи) в те времена: напыщенно, прибегая к разного рода ухищрениям. В замечаниях Уиллс добавляет, что стиль высказываний, сделанных Линкольном в Геттисберге, предвосхитил переход к использованию в речевых построениях живого языка, что двадцать лет спустя доведет до совершенства Марк Твен. Хемингуэй утверждал, что все современные американские романы – детище «Гекльберри Финна»: «Без всякого преувеличения можно сказать, что от Геттисбергского обращения произошла вся современная политическая проза».

Мечты об Арктике

Воображение и желание в северном пейзаже (1986)

Барри Лопес

Британские и американские литературные произведения – от классических вроде «Франкенштейна» Мэри Шелли до более поздних, таких как роман Андреа Барретт «Путешествие нарвала» («Voyage of the Narwhal», 1998) и «Последний кит. В северных водах» Иэна Макгуайра (2016) – часто изображали Арктику ледяной бескрайней пустыней, чем-то вроде древнего испытательного полигона, где человеческие амбиции и жадность приводили к насилию и смерти.

Сегодня, из-за быстрого изменения климата, Арктика сама – жертва человеческого высокомерия. Недавние исследования показывают – регион нагревается вдвое быстрее, чем остальная часть планеты, и страдает в замкнутом круге: поскольку лед и снег отражают солнечный свет, а открытая вода поглощает его, таяние приводит к дальнейшему потеплению, а то – опять к таянию, и так далее. Рост температуры вызывает изменения в состоянии морского льда, снежного покрова и нижних слоев вечной мерзлоты, а это угрожает местным жителям и животным. Все это вместе запускает целый каскад печальных последствий по всему миру, включая повышение уровня моря и кислотности океана. И климат становится еще более экстремальным.

С учетом этих тревожных событий книга Барри Лопеса «Мечты об Арктике» («Arctic Dreams: Imagination and Desire in a Northern Landscape»), вышедшая в 1986-м, сегодня читается как великое произведение о дикой природе и воспринимается как ностальгия по исчезающему миру. Опираясь на данные, полученные от геологов, исследователей, антропологов, археологов и биологов, пересказывая мифы и отрывки из эскимосских преданий, Лопес рисует разнообразную картину Севера, передает трепет и ощущение чуда, которые испытал сам во время почти пятилетнего путешествия по этим землям.

Для Лопеса Арктика – место, которое существует не только в географических координатах, но terra incognita нашего воображения. Это земля, где «самолеты отслеживают движение айсбергов размером с Кливленд, а полярные медведи спускаются со звезд», земля, богатая образами и метафорами, где луна может светить неделю, а солнце может исчезнуть на несколько дней.

 «Сны Арктики» сегодня читаются как великое классическое произведение о дикой природе, как навевающие грусть воспоминания об исчезающем мире.

Взгляд автора охватывает философские, научные, метафорические и вполне конкретные понятия. Он описывает, каково быть китобоем XIX века, впервые столкнувшимся с «красотой и величием» этой не отмеченной на карте и никому не принадлежащей земли. Рассказывает о божественной, галлюцинаторной интенсивности света в высоком разреженном воздухе Арктики и о том, как мягко и внезапно она может поменяться.

То, что поначалу кажется суровым, предельно однообразным пейзажем, на самом деле, как показывает Лопес, представляет собой очень сложную экосистему. В миграционных путях птиц и зверей, равно как в маршрутах первых поселенцев, есть переплетающиеся закономерности, продиктованные географией земли, сезонными изменениями интенсивности солнечного света и биологическими ритмами выживания.

В описании животного мира Арктики Лопес соединил черты вдумчивой научной статьи и повествовательный ритм романа. Мы узнаем, что у белых медведей настолько хорошее теплозащитное покрытие, что им сложно отводить избыточное тепло (с чем они справляются, как говорят, поедая снег) и что они строят берлоги по тем же архитектурным принципам, что эскимосы при возведении иглу. А еще, по древним легендам, они закрывают темные носы лапой или залепляют кусочком снега, чтобы незаметно подкрасться к тюленям.

Суть книги – в том, чтобы показать различие в отношении к земле у эскимосов и западных гостей Арктики. «Величайшая цель жизни исконного эскимоса по-прежнему в том, чтобы прийти в соответствие с уже данной реальностью, – пишет Лопес, – „договориться с землей“. И это резко отличается от убеждения западного человека в