Книга Дымная река - Амитав Гош

взбудоражило публику на квартердеке:

— …подумать только, там затаилась тварь, взбаламутившая весь мир…

— …выхватившая скипетры у лучших королей…

— …уничтожившая целые армии под Йеной и Аустерлицем…

Бахрам и Задиг, занявшие свой подслушивающий пост, поняли, что идея нанести визит бывшему императору переросла в полномасштабный план: оказалось, один англичанин, имевший связи в адмиралтействе, уже набросал черновик письма к местным властям с просьбой о позволении навестить изгнанника. Мало того, письмо доставит лично капитан «Каффнеллса», что придаст затее солидность и авторитет.

Из-за охранных мер к берегу подходили чертовски долго. В милях от острова малый корвет остановил «Каффнеллса», через рупоры офицеров подвергли тщательному допросу, и лишь тогда судну разрешили войти в гавань. Воспользовавшись проволочкой, капитан попытался урезонить соотечественников: мол, даже если сам Наполеон вдруг уважит их просьбу, власти, скорее всего, откажут в свидании с узником. Однако это вовсе не обескуражило дам, и, едва судно бросило якорь, они стали наседать на капитана, требуя исполнения обещанного. В результате на воду была спущена шлюпка, в которой капитан, засунув прошение за обшлаг рукава, отбыл на берег.

Когда он вернулся, вид его не сулил благоприятных известий. Бахрам и Задиг, успевшие на свой пост, услыхали его доклад: Наполеон пребывает под столь сильной охраной, что пробиться к нему не легче, чем сломить оборону форта.

— Когда Бонапарт только прибыл на остров, он сказал адмиралу, что отсюда сбежать невозможно, а посему нет нужды в караульных и заставах. «Нет-нет, генерал, — ответил тот. — Не мне вам объяснять, что их присутствие совершенно необходимо, и дважды в сутки к вам будет наведываться дежурный офицер». С тех пор в правилах ничего не изменилось.

Строгий надзор, рассказывал капитан, не располагает Бонапарта к приему гостей. Он и прежде неизменно отклонял подобные просьбы, отказав во встрече даже высшим адмиралтейским чинам. Шансы, что он согласится на светский визит проезжих путешественников, близки к нулю, однако капитан исполнил поручение и передал прошение властям.

На другой день пессимистичное предсказание моряка подтвердилось: на борт взошли два офицера, которые уведомили еще не утративших надежду пассажиров, что в их просьбе категорически отказано: генерал не настроен к приему каких бы то ни было посетителей.

Сообщение было встречено воплем разочарования с оттенком недоуменного возмущения.

— Нет, каков, а? Он не считает себя в долгу перед миром, в котором столько всего натворил?

— Неужто он, привыкший к блестящему обществу, искрометным беседам, не страдает от одиночества?

— Говорят, мадам, он жалеет, что не сгинул в снегах России или не был сражен пулей под Лейпцигом.

— И поделом бы…

Хула вперемешку с назойливым повторением просьбы вконец утомили визитеров. Они так быстро покинули квартердек, что Задиг и Бахрам слегка замешкались в своей нише. Первый выскочить успел, а второй нос к носу столкнулся с офицерами у подножия трапа. Бахрам сконфузился, но тотчас принял невозмутимый вид и отвесил величавый поклон. Офицеры поклонились в ответ. С достоинством удаляясь, Бахрам самодовольно отметил, что произвел впечатление, о чем свидетельствовал шепот за его спиной:

— Скажите, вон тот, в тюрбане, он так называемый раджа?

— Берите выше, — ответили англичане. — Принц древнего персидского рода…

— Чистокровный парс, прямой потомок Ксеркса и Дария[29].

Бахрам усмехнулся, представив, как это повеселило бы его мать.

Назавтра стало известно, что из-за кое-каких неполадок в оснастке «Каффнеллс» задержится на острове дольше, чем предполагалось. Бахрама и Задига, уставших от корабельной жизни и не чаявших поскорее закончить путешествие, новость раздосадовала. А вот англичан, напротив, ободрила: прознав, что Наполеон совершает долгие прогулки по окрестностям, они наняли верховых лошадей и отправились на холмы. Задиг предрек, что сия затея окажется бесплодной, как все прежние попытки, но ошибся: наездники вернулись, вновь окрыленные надеждой. Правда, им так и не удалось увидеть Бонапарта, зато они повстречали того, кто обещал содействие их планам — интенданта, отвечавшего за снабжение узника продовольствием. Что важно, он оказался знакомцем одного из английских путешественников и выказал себя человеком светским и чрезвычайно любезным. Сказав, что император проявил некоторый интерес к появлению «Каффнеллса», интендант взялся передать прошение о встрече лично великому маршалу Бертрану, верному компаньону изгнанника. Ответ, заверил он, будет дан не позже завтрашнего дня.

И вот в следующий полдень интендант прибыл на корабль. Вскоре после этого вестовой передал Бахраму, что его просят подняться на квартердек.

Бахрам опешил, поскольку прежде не получал подобных приглашений.

— Кто тебя прислал? — спросил он ласкара.

— Саибы и мадам, — был ответ.

— Вот как? Ладно. Скажи, сейчас буду.

Переодевшись в свежую ангаркху, Бахрам поднялся на квартердек, где ему был оказан беспримерно теплый прием.

— О, мистер Модди! Пожалуйста, присаживайтесь.

— Как ваше самочувствие? Надеюсь, погода на вас не влияет?

— Нет-нет, я вполне здоров, — поспешно заверил Бахрам. — Чем могу служить?

— Видите ли, мистер Модди… — Сперва интендант что-то мямлил, ходя вокруг да около, но наконец добрался до сути: — Вам, я уверен, известно, что сей остров — место заточения Наполеона Бонапарта. Ваши спутники горят желанием встретиться с ним, и он дал согласие. Но при одном условии.

— Каком?

— Бонапарт заявил, что примет ваших попутчиков только после встречи с вами, мистер Модди.

— Со мной? — изумился Бахрам. — Но почему?

— Понимаете, мистер Модди, он прослышал, что на борту «Каффнеллса» пребывает зороастрийский принц.

— Кто? — вытаращился Бахрам. — Какой еще принц? Зачем он ему понадобился?

Откашлявшись, интендант пустился в объяснения:

— Знаете ли, мистер Модди, одно время Бонапарт воображал себя новым Александром Македонским. Из Египта он хотел двинуться на Персию и Индию, повторив путь великого полководца. Похоже, он даже возмечтал встретить Дария у врат Персеполя, как было с Александром…

В голове Бахрама зашумела кровь — для него, как и всего его рода, не было никого ненавистнее, чем двурогий грек[30].

— Что?! — возопил он. — Какой еще Александр-малександр? Иль не ведаете, что творил тот мерзавец? Разграблял дворцы, сжигал храмы, осквернял жен — мало вам? Он даже совращал юношей. И вы думаете, я покорно отправлюсь на встречу с новоявленным злодеем? Я, по-вашему, сумасшедший, что ли?

— Не извольте беспокоиться, — засуетился интендант. — Бонапарт не причинит вам ни малейшего вреда, он все же француз, а не грек. И потом его интересует не только ваше вероисповедание, он прослышал, что вы ведете дела в Китае, а всем хорошо известно его высказывание об этой стране: лучше пусть она спит, ибо от ее пробуждения весь мир содрогнется.

— В каком смысле? — озадачился Бахрам. — Он считает китайцев сонями, что ли?

— О нет, это, конечно, всего лишь метафора. Осмелюсь предположить, что его весьма интересует сия держава. И это одна из причин, почему он