Книга Глядя в будущее. Автобиография - Джордж Буш

мне придется покинуть спокойное место в палате представителей, однако после выборов он планирует некоторые изменения в составе кабинета и в случае моего проигрыша я мог бы претендовать на высокий пост.

Я ответил так: если я решу бороться с Ярборо, это будет потому, что я хочу этого сам. Поэтому президент, вне зависимости от исхода выборов, не должен брать на себя никаких обязательств. Более того, я сказал ему, что проигрыш Ярборо не входит в мои планы. И действительно, я проиграл не ему, а Бентсену.

Вскоре после выборов глава аппарата Белого дома Холдеман позвонил мне в офис, размещавшийся в "Лонгуорт-билдинг", и попросил приехать в Белый дом. Холдеман был сильным руководителем президентского аппарата. Он в точности отражал мысли человека, на которого работал. Когда он говорил с тобой, ты знал, что слушаешь президента. Холдеман сказал, что Никсон осуществляет значительные изменения в составе кабинета. Мое имя всплыло в связи с работой в ООН.

Никсон искал человека, чтобы заменить на посту посла в ООН Чарлза Йоста, оставшегося от администрации Джонсона. Дипломатическая миссия Йоста в Нью-Йорке была недолгой. Однако, начав в последние два года своего первого срока подготовку к избирательной кампании 1972 года, президент хотел, чтобы на заседаниях кабинета его окружали свои люди. Йост занимал внепартийный пост, но был демократом. У меня сложилось впечатление, что он не был полностью согласен с политикой Никсона, и я знал, что Никсон недоволен тем, как Йост выполняет в ООН возложенную на него миссию.

Мы сидели в роскошном кабинете Холдемана в западном крыле Белого дома. Глава аппарата говорил со мной о том, что ожидали в Белом доме от посла в ООН. Фактически им должен быть человек, не переоценивающий свою роль; ведь посол США в ООН, работая в тесном контакте с Белым домом и государственным департаментом, не формирует внешнеполитический курс, он его только проводит. Я заметил, что, если кто-нибудь назначенный на этот пост не понял бы этого, Генри Киссинджер преподал бы ему сверхкраткий 24-часовой курс по данному предмету. И еще я добавил, что, если мы хотим сделать работу посла в ООН эффективной, он должен иметь информацию о формировании политики и прямой доступ к президенту. Холдеман согласился.

Встал вопрос о том, что у меня не хватает профессионального дипломатического опыта. В случае, если я заменю Йоста, который был кадровым дипломатом, мое назначение, вне всяких сомнений, подвергнется критике. Но ведь и большинство американцев, назначавшихся на этот пост (взять хотя бы Остина, Лоджа или Артура Голдберга, а впоследствии Мойнихэна, Янга, Киркпатрик и Уолтерса), не были кадровыми дипломатами.

Вывод, который я сделал для себя после этой встречи, состоял в том, что отсутствие дипломатического опыта (если не считать моих зарубежных контактов в качестве бизнесмена) не будет большим препятствием для моего назначения на этот пост. Никсон рассматривал ООН лишь как форум, где выражалось мировое общественное мнение. Для него работа американского представителя в ООН имела в равной степени политическое и дипломатическое значение. Это в его глазах делало мой политический опыт активом, а не пассивом для будущей работы.

О моем назначении было объявлено 11 декабря 1970 года. Реакция последовала незамедлительно. На Капитолийском холме новость восприняли хорошо, если не считать, что сенатор Эдлай Стивенсон 3-й, выждав три месяца, пока я не вступлю в должность, заявил, что я "совершенно некомпетентен", а мое назначение является "оскорблением" для ООН.

Что касается передовых статей, то большинство откликов было положительным. Питтсбургская "Пост-газзет" приветствовала мое назначение ("…этим назначением [Буша] президент Никсон более чем обеспечил конгрессмена-неудачника. Он также нашел человека заинтересованного, обладающего способностью придать значительность этому важному посту"). Однако "Вашингтон стар" и "Нью-Йорк таймс" оно не понравилось ("…по-видимому, в его послужном списке нет ничего, что давало бы ему право занять эту исключительно важную должность").

Сказанное выше подводит ко второму аргументу в пользу принятия работы, на которую, по мнению скептиков, я не годился. Их сомнения пробудили во мне дух соревнования. Они бросили вызов. И я должен был доказать им, что они ошибаются.

* * *

Как и большинство американцев, питавших идеалистические надежды в отношении ООН, когда она создавалась в 1945 году, я к началу 70-х годов сильно изменил свои взгляды. В качестве "последней надежды на мир" ООН была еще одним погасшим огоньком.

Многим американцам было трудно понять, что, даже если ООН и не оправдала их первоначальные ожидания, она еще служит важным целям. Конечно, ООН может быть очень неэффективной, а временами даже контрпродуктивной в политическом отношении. Однако силы ООН по поддержанию мира, начиная с войны в Корее в начале 50-х годов и до событий на Ближнем Востоке в 70-80-х годах, проявили себя очень хорошо. Организационные усилия в области науки, медицины, сельского хозяйства и космической технологии, не говоря уже о ее гуманитарной работе среди беженцев и голодающих, были необходимы и плодотворны.

Тем не менее, когда я в начале марта 1971 года после интенсивных совещаний приступил к обязанностям американского посла в ООН, у меня не было никаких иллюзий в отношении возможностей этой организации, как и моей роли главного представителя США в "стеклянном дворце". Я выступал там как защитник, но не апологет политики моей страны. В конце своего первого полного рабочего дня на этом посту я сказал репортеру газеты "Хьюстон пост" Фреду Бонавите следующее: "Я с разбега налетел на преграду". И я действительно столкнулся… с каменной стеной по имени Яков Малик.

* * *

Я помнил Якова Малика как человека с непроницаемым лицом, несгибаемого советского представителя в Совете Безопасности ООН в годы войны в Корее, когда заседания Совета Безопасности регулярно транслировались по телевидению. Малик был одним из видных русских дипломатов начала "холодной войны", и именно он познакомил англоязычный мир с русским словом "нет". Он постоянно использовал право вето великой державы, чтобы заблокировать любую акцию ООН, с которой Советы не были согласны.

Только когда в 1950 году Малик покинул зал заседаний в знак протеста, Генеральная Ассамблея приняла (без вето) резолюцию, которая сделала оборону Республики Кореи международным, а не американским предприятием.

Более 20 лет спустя Малик снова появился в ООН. Он поседел, но внутренне не изменился, что я понял при первой же нашей официальной встрече.

У русских есть особая манера приветствовать новичков, появляющихся на международной арене, кто бы это ни был — президент США или посол. Они испытывают его, иногда преднамеренно провоцируя конфронтацию, чтобы посмотреть, как он отреагирует.

Едва я занял свой кабинет после вручения верительных грамот Генеральному