Книга Однажды в СССР - Игорь Борисович Гатин

губах. Она одевалась, собирая разбросанные в беспорядке вещи, а он не мог, не хотел сказать ей – останься. Да она бы и не осталась – ибо негде, да и незачем было оставаться. И жизнь пошла своим чередом, словно не заметив нечаянную смерть маленькой, но прекрасной любви юного искреннего мальчика и красивой закрытой девочки.

После этой ночи их отношения пошли на спад. Они ни вместе, ни по отдельности не смогли бы объяснить, почему так происходит, но оба это безошибочно чувствовали. Произошло то, что редко случается между мужчиной и женщиной – они расстались по-настоящему друзьями. Будучи абсолютно разными по отношению к жизни – он готов был рисковать и идти напролом, ей нужна была стабильность любой ценой, – они сохранили уважение и нежность друг к другу. Ну и конечно, с ними навсегда осталась их ночь! Лайма стала хранителем его секретов и амбиций, не претендуя на место в его жизни. Она чувствовала, что он далеко пойдёт, но также отчётливо понимала, что у них разные дороги и ей надо выбирать свою. Он же понял, что в очередной раз промахнулся с любовью, но Лайма дала ему нечто другое – она раскрыла душу и показала, как разительно образ женщины может отличаться от содержания. Благодаря ей он причастился к женскому доверию. Она осталась для него иконой, предназначенной другому, но он готов был пойти за неё в огонь и в воду. И такая возможность вскоре ему представилась.

* * *

Пользуясь передышкой на работе, Ромка не только подчищал хвосты в бизнесе и застолбил выход на оптовую базу, но и впрягся в учёбу. Это было очень вовремя, поскольку началась зачётная сессия. Провалы в знаниях у него были чудовищные, и залатать их по всем предметам в последний момент не представлялось возможным. Поэтому он сделал упор на математику, и, как выяснилось, это было верным решением. Зачёты, а забегая вперёд, и экзамены по гуманитарным дисциплинам оказались не так страшны, как представлялось поначалу. У него был хорошо подвешен язык и имелся неплохой общий кругозор, а главное – пытливый ум, который требовал во всём добираться до сути. Демократичная и либеральная университетская профессура ценила подобные качества, подчас закрывая глаза на незнание конкретных определений. Ну а потом вечерник, что с него возьмёшь – не на кафедре же отирается.

– Величина стоимости товара изменяется… прямо пропорционально количеству и обратно пропорционально производительной силе труда, находящего себе овеществление в этом труде… Однако спустя шесть страниц Маркс пишет: «Следовательно, один и тот же труд в равные промежутки времени создаёт всегда равные по величине стоимости, как бы ни изменялась его производительность».

– Итак, молодой человек, это всё, конечно, интересно, и я рад, что вы так вдумчиво читали «Капитал», но дискутировать уместно на семинаре, сейчас же я жду, чтобы вы назвали ещё одну очень важную характеристику стоимости. Я дам вам подсказку: что Маркс имеет в виду, когда говорит, что в стоимости «нет ни атома материи»?

– Я думаю, Маркс имел в виду, что стоимость – категория сугубо теоретическая, в отличие от лежащего в её основе овеществлённого труда, то есть созданного и измеряемого ею продукта, где уже вполне присутствует множество атомов материи.

– В таком случае вы изобрели новую категорию стоимости. Маркс же писал, что «стоимость – это исключительно общественная категория, в которой нет ни атома материи». То есть там, где нет общества и общественных отношений, там не может быть стоимости. Вам следовало бы знать это определение.

– Но Маркс, описывая, как Робинзон Крузо учитывает и распределяет свой труд, указывал: «Все отношения между Робинзоном и вещами, составляющими его самодельное богатство… просты и прозрачны… И всё же в них уже заключаются все существенные определения стоимости». Мы же не можем представить себе общество, состоящее из Робинзонов, поскольку Маркс выводит эту фигуру как символ единоличия.

– Я с удовольствием расскажу вам в следующем семестре, что здесь нет никакого противоречия и Маркс использовал этот пассаж исключительно для более прозрачной иллюстрации процесса возникновения стоимости, которая тем не менее становится политэкономической категорией, лишь будучи перенесённой с необитаемого острова в общество. А сейчас давайте зачётку. Мне импонирует ваше живое прочтение Маркса, и я готов поощрить подобную пытливость, но всё-таки будьте добры впредь уделять больше внимания формулировкам определений, даже если вы понимаете их суть.

«Отлично», хотя он совсем не знал вопроса и выехал лишь на высоких человеческих принципах преподавателя, хорошо представляющего, что значит совмещать учёбу с работой.

Математика же – совсем другое, ты либо получил правильный ответ, либо нет, и высказывать свою точку зрения по этому поводу, даже если она весьма оригинальна, совершенно бессмысленно. Особенно в случае с доцентом Кострикиным, который, выводя «зачтено» в строке «Математический анализ», поднял на него прозрачные чистые глаза и, иезуитски улыбаясь, произнёс:

– Но на экзамене это потянет в лучшем случае на тройку. Так что работайте, молодой человек!

Тем не менее сессия шла своим чередом, и внутреннее напряжение по её поводу потихоньку отпускало.

К тому же вскоре у него появился ещё один повод проводить в читалке больше времени.

* * *

Лайма всё чаще ловила на себе взгляд директора. И взгляд нехороший, маслянистый. Обычные мужчины её робели, но этот не был обычным – он был хозяином, как все звали его за глаза. Он знал про собственное прозвище и был с ним согласен. Именно так он себя и чувствовал в своём магазине.

Она не считала себя недотрогой. Просто мужчина, которому она покорится, должен быть сильнее и обязательно состоявшимся. А таких что-то не виднелось на горизонте. Директор отвечал обоим критериям, если бы не одно «но» – он годился ей в отцы. Ему было за пятьдесят, удивительно, что он вообще на женщин смотрит, – ей казалось, что жизнь заканчивается где-то после сорока. В общем, ситуация её напрягала. И посоветоваться не с кем. Эти так называемые подружки мигом всё разнесут.

Директор был холост. Она не знала, была ли у него семья когда-нибудь. Ходили упорные слухи, что он живёт с Валькой Соболевой – девчонкой из их общаги. Заметной девушкой, мягко говоря. На её вкус, в Вальке всего было чересчур много, то есть всего женского – и сзади, и спереди. Но этим кобелям двуногим как мёдом намазано – западали на Вальку все без исключения. Фу! У неё никогда не будет мужчины, которому понравилась бы Валька Соболева.

Вот у неё самой всё идеально – она любила рассматривать себя в зеркале обнажённой. Правда, в общаге такая